за этими точечными огнями, подгоняя Кнара шпорами, когда тот вдруг нюхает воздух и злобно вскидывает голову. Теперь он понял, куда мы направляемся, и ему это не нравится. Но он мне не противится.
Внезапно я ощущаю порыв прохладного ветра на лице. В следующий миг перед глазами появляется проем, круг, всматривающийся в эту ужасную огромность небес Мира Поверхности. Далекие звезды мерцают надо мной в своем неземном танце. Этого достаточно, чтобы мое сердце дрогнуло.
– Драг-ор! – рычу я и гоню Кнара вперед, между массивными, зубоподобными сталактитами, вверх, к тому клочку неба. Морлет скалит зубы. Из его ноздрей вылетают искры.
В следующий миг мы взмываем в облаке дыма, прочь от камня и земли, мчимся прямиком в эту ужасную ночь. Мои чувства вращаются вихрем, меня тошнит от жути, когда я ощущаю все это открытое пространство вокруг. После всего прочего, что я недавно перенес, кажется, что выдержать еще и это я уже не смогу.
Я натягиваю поводья Кнара, вновь беря его под контроль. Он пыхтит и рычит, но подчиняется, когда я направляю его вниз. Мы проносимся над высокими травами. Раздвоенные копыта Кнара раздирают нежные цветы, расшвыривая листья и лепестки, но не касаются твердой земли. Мир вокруг слишком уж широк, дик и гол, поля раскинулись под открытым небом, фиолетовым в этот сумеречный час, подсвеченным миллионом звезд. Я отчетливо помню, каково было ехать под таким небом по дороге в Белдрот. Я помню, что ощутил, когда пальцы Фэрейн коснулись тыльной стороны моего запястья, тот внезапный покой, что накатил на меня. Я тогда догадался, что она применила на мне свой дар. Но я и вообразить себе не мог истинного потенциала ее силы.
Наконец мы оставляем поля позади, въехав в скалистую местность. Здесь я ищу те знаки, что описала Ар. Было бы проще взлететь повыше и посмотреть сверху, но, боюсь, я могу совершенно проглядеть свою цель в этом незнакомом мире. Внизу дорожные ориентиры найти проще – крупные кричаще-красные цветы на высоких зеленых стеблях. Огненные лилии. Их лепестки длиной с палец, словно руки, тянутся к небесам, неестественно ярко мерцая в сумерках.
Я поворачиваю голову Кнара. Мы мчимся по тропе, отмеченной лилиями. Они растут через определенные промежутки, тайком, полускрытые среди камней. Нужно постараться их не проглядеть. Как же меня раздражает это место, как же раздражает, что мгновения утекают сквозь пальцы. Фэрейн у меня на руках холодеет, но я не стану терять надежды. Пока еще нет.
Наконец я замечаю каменную хижину с крытой сухой соломой крышей, примостившуюся на выступе, совсем как Ар и описывала. В маленьких окошках сияет теплый свет. Оранжевый свет; скорее солнечный огонь, чем лунный.
Я одним словом останавливаю Кнара и соскальзываю с седла, стараясь не трясти Фэрейн больше, чем необходимо. Оставив морлета жевать лилии, я иду вверх по последнему участку узкой тропы и останавливаюсь ровно за границей света.
– Мэйлин! – кричу я. – Госпожа Мэйлин! Мне нужна ваша помощь!
Долгое мгновение никто не отвечает. Кровь пульсирует у меня в ушах. Это было ошибкой. Не стоило мне вообще сюда приезжать. Мне стоит немедленно развернуться, сбежать, покуда могу. Прежде чем эта дверь откроется, прежде чем…
Я рычу, жестко встряхиваю головой. Что это за трусость?
– Мэйлин! – кричу я вновь. – Я велю тебе: выходи!
– Велишь мне, значит? – Мимо одного из окон проходит тень. В следующий миг дверь медленно, со скрипом открывается. – Не пристало мне перечить повелениям короля.
Сердце запрыгивает мне в горло. В дверях стоит маленькая, тоненькая, слегка сутулая фигурка в тяжелом плаще с низко надвинутым капюшоном. Она опирается на кривую трость. Ее руки слегка дрожат. Пусть она и стоит спиной к огню, ожерелье из множества ниток кристаллов, надетое на ней, поблескивает и сияет, освещая нижнюю половину ее лица, челюсть и ее рот.
Мне кажется, что она изучает меня, но ее глаза прячутся в тенях капюшона. Наконец спустя долгое время ее губы раскрываются.
– Гракол-дура, король Фор, – говорит она, ее трольдский звучит с сильным акцентом, но вполне понятен. – А я гадала, появишься ли ты однажды у меня на пороге.
Я расставляю ноги пошире, как будто готовясь к битве.
– Я пришел с одной-единственной целью. Я не желаю ни говорить, ни торговать. – Я слегка приподнимаю Фэрейн. Оранжевый свет неровно ложится на ее неподвижное лицо. – Мне нужно, чтобы ты заново соединила живую душу этой женщины с ее телом. Я заплачу любую цену, что ты запросишь.
Подбородок женщины опускается, когда она меняет направление своего невидимого мне взгляда. Я ощущаю интенсивность ее испытующего взора, как электрический разряд, висящий в воздухе. Мгновение спустя она шагает вперед, постукивая тростью по камням дорожки. Ее движения медленные, неловкие, немного болезненные. Пусть она и невелика, но тень, протянувшаяся перед ней, длинная. Меня пробирает дрожь, когда она падает на меня. Она подходит достаточно близко, чтобы я мог протянуть руку и коснуться ее, если бы осмелился, затем слегка сдвигает капюшон назад, самую малость приоткрывая щеку и нос. От этого зрелища сердце сжимается. Я быстро отвожу взгляд. Словно этого не заметив, она склоняется над Фэрейн и пристально ее рассматривает, тихонько хмыкая. Наконец она позволяет капюшону снова упасть на лицо.
– Итак. Она использовала Камни Урзулхара, верно?
Я киваю.
– Перенапряглась. Боюсь, резонанс пронесся прямо сквозь нее.
Я не притворяюсь, будто понял.
– Что бы она ни сделала, она сделала это, дабы защитить Мифанар. Она их всех спасла. Мой город. Мой народ.
Женщина запрокидывает голову, ее невидимые глаза снова впиваются в мое лицо. Линия ее челюсти напрягается. Это такое знакомое зрелище, что горло перехватывает. Я поспешно отвожу взгляд, смотрю вниз, на Фэрейн.
– Я ощутила недавние толчки, – наконец говорит старая ведьма, голос ее звучит чуть мягче. – Несколько дней назад было сильное, да? Я его почувствовала даже здесь, на Поверхности. Времени у Мифанара осталось немного.
– Это не твоя забота, – слова срываются с моих зубов, как укус. – Тебе нужно лишь назвать свою цену, ведьма. Скажи мне, как спасти эту женщину.
Она вздыхает и медленно качает головой.
– Возможно, что-то сделать я и могу. Но будет неприятно.
Я хмурюсь.
– Ей будет больно?
Женщина фыркает.
– Она уже мертва. Как же еще, по-твоему, я могу ей теперь навредить?
И все же я медлю. Мертвая она или живая, но я не хочу делать что-либо, что принесет Фэрейн страдания. Если она уже за гранью боли, то разве не будет милосерднее просто ее отпустить?
Но нет. Нет! Я этого не сделаю. По крайней мере пока не
