боль. Я думала, что смогу ее выдержать.
Я ошибалась.
О, ну почему же я не умерла, как и следовало? Худшее было позади. Незачем было возвращаться, незачем было чувствовать эту обжигающую, скрючивающую, дробящую…
Фэрейн.
Голос Фора. Обращается прямо к моему сердцу.
Фэрейн, позволь мне ее забрать. Позволь мне забрать твою боль.
Нет! Нет, я ее ему не отдам. Если такова цена того, что я дерзнула бросить вызов законам самой смерти, то только мне и расплачиваться. Не ему. Ему – никогда.
Фэрейн, позволь мне забрать ее у тебя. Позволь мне дать тебе мою силу.
Я противлюсь всем, что у меня есть. Но я слаба. Слабее, чем когда-либо была. Боль слишком сильна, она раскалена докрасна, когда входит в меня через каждую пору, каждую клетку, каждый фрагмент существования. Я не могу ее выдержать. Сама – не могу.
Так что я падаю.
Падаю в ту любовь, что он предлагает.
Падаю в ту силу, с которой он держит меня.
И опять я позволяю ему нести меня, баюкая на руках и в сердце, пока меня пронзают снова и снова.
Мое тело дергается. Агония, с которой жизнь вновь входит в руки и ноги. Мой дух бунтует, он сопротивляется теперь, когда настала пора вновь оказаться в плену физической материи. Слишком поздно. У меня нет иного выбора, кроме как отринуть свои желания и продолжать. Свет, великолепие, песнь – все они меркнут. Теперь есть только тьма. Тьма, которая кажется бесконечной, пока…
Мы резко поднимаемся из воды, хватаем ртами воздух. Он кажется тяжелым в моих легких, я словно запихиваю в горло камни, чтобы те гремели у меня в груди. У меня снова есть легкие. Легкие, конечности и тело. Это больно. Как же это больно.
Но я жива.
– Фэрейн!
Голос Фора. Отчаянный.
Я хочу заговорить с ним, облегчить его страх. Я пытаюсь повернуть голову, открыть глаза. Все кажется таким тяжелым, таким невозможно грузным. Мой язык во рту словно кирпич, веки – словно укрепленные железом ворота.
Сильные руки обнимают меня крепче. Затем вновь голос Фора, рычащий мне в ухо:
– Нет, нет, нет!
Плеск воды, затем по моей коже бьет холодный воздух. Каждое ощущение резкое и ужасное, это новая и мучительная боль. Меня опускают на участок голой земли, и я ощущаю каждый бугорок, каждый камешек, каждую травинку, впивающиеся в мою чувствительную кожу.
Ладони касаются моего лица, моей шеи, моих рук. Я чувствую мокрую тяжесть раздвигаемой одежды. Затем давление на коже. Фор. Он прижимается ухом к моей груди. На мгновение задерживает дыхание.
– Боги! – он выдыхает это слово, как молитву, и отстраняется от меня. – Ее сердце бьется. Да славятся боги, небесные и подземные!
Затем он долго молчит, звучит лишь его тяжелое дыхание. Наконец он вновь склоняется надо мной.
– Фэрейн, ты меня слышишь? – Его ладони обхватывают мое лицо. – Прошу тебя, Фэрейн, прошу. Открой глаза. Даруй мне хотя бы это.
Я должна ему показать. Но когда пытаюсь поднять веко, ничего не происходит. Я такая тяжелая, такая ужасно тяжелая.
Я слышу, как он делает вдох. В следующий миг он вновь возится с передом моего платья, его пальцы что-то ищут. Он находит серебряную цепочку моего ожерелья и вытягивает его из-под складок расшитой бисером ткани. Осторожно, нежно он берет одну из моих обмякших рук, кладет кулон с камнем в ладонь и заставляет сжать его пальцами.
Глубоко в сердце этого камня я ощущаю биение жизни.
– Живи, Фэрейн. – Его лицо, должно быть, близко к моему. Я чувствую тепло его дыхания на своей ледяной щеке. Его голос сдавлен и требователен. – Живи. Ибо ты – вся моя жизнь. Да проклянут меня боги за то, что не сказал этого раньше! Но я теперь не стану терять то время, что у нас есть. Я ни мгновения больше не стану скрывать от тебя правду: ты – мое сердце. Моя душа. Моя жена. С этого дня и до последнего я – твой, и ничей больше. Вернешься ты ко мне или нет, не важно. Я отдаю тебе все, все. – Он прижимается своим лбом к моему. Его тело сотрясает всхлип. – Только живи, Фэрейн. Умоляю тебя, живи.
Его губы прижимаются к моим. Сперва легонько, затем глубже, полнее. Я делаю вдох, когда по мне разливается тепло, переходящее от его души к моей. Как будто внутри меня открылась дверь и солнечный свет устремляется в каждый темный уголок.
Мои веки шевелятся, трепещут, поднимаются. Моя рука, сжатая на камне урзула, стискивает его крепче. С таким физическим усилием, какого еще в жизни не делала, я поднимаю вторую ладонь и кладу ее на щеку Фора.
Он отстраняется, ахает. Смотрит вниз, в мои немигающие, одурманенные глаза.
Затем его губы расходятся в улыбке, и лицо озаряется светом самих небес.
– Ну вот и ты! – выдыхает он.
Ясижу, так и не достав одну ногу из воды, и обнимаю Фэрейн.
Я больше себе не принадлежу. Это погружение в священный пруд стало нашей юнкату – нашим истинным свадебным заплывом. Какие бы опасности пред нами ни встали, мы встретим их вместе. Я буду ей верен с этого дня и впредь. Ее защитник и ее слуга, ее повелитель и ее любовь. Продлится ли наш брак в этом мире год, день, несколько жалких часов, я все равно войду в вечность, зная, что вторая половина моего сердца принадлежит ей. Одна плоть. Одно сердце. Одно целое.
Луна медленно проходит над головой. Почему-то это огромное небо меня больше не ужасает. Ведь она здесь, в безопасности, там, где ей и место. У меня на руках.
– Фор, – шепчет она.
– Да, любовь моя?
– Мне холодно.
Я улыбаюсь, целую ее в макушку и крепче прижимаю к себе. Мы оба насквозь мокрые, а ветер с горы хлещет по нам, загоняя мороз под кожу, прямо к костям.
– Тогда я отвезу тебя домой. Найдем тебе платье. Одеяла. Кровать. Тебе нужно отдохнуть после такого испытания.
Она тыкается носом в мою шею. Одной рукой слабо цепляется за перед моей рубашки.
– Но здесь хорошо. Никого, кроме нас двоих.
Мои губы выгибаются в улыбке.
– Ну так что будем делать? Отправимся домой или останемся здесь и замерзнем до смерти? Тебе выбирать. Я целиком и полностью к твоим услугам.
Она вздыхает, это восхитительно раздраженный звук.
– Пожалуй, замерзнуть до смерти – это довольно неуважительно по отношению к богам. В том смысле, что они ведь только что