о своем госте-пленнике. А, собственно, куда торопиться? Объект
жив, относительно здоров и даже накормлен — спасибо Люксе,
притащившему в комнату тарелку манной каши и фрукты.
Яблоки, не апельсины. И за это — второе, чистосердечное
спасибо. Потому что от цитрусовых Александра могло попросту стошнить.
Люкса разбудил его в семь утра. Дернул за плечо и прошипел:
— Просыпайтесь! Срочно! Зовет...
Саша покорно поднялся, оделся и явился в огромную мрачную столовую, где Арек, уже чисто выбритый и облаченный в костюм, вкушал утренний кофе. Алексей неловко примостился на стуле и начал внимательно рассматривать вышивку на скатерти. Впрочем, причаститься к прекрасному переводчику не позволили. Вопросы посыпались градом.
— Сколько денег ты взял у Соломенко? Кому ты их отнес?
Кто твой кредитор? На какие цели ты занимал крупную сумму?
— Не было никаких денег, — запинаясь, выдавил из себя
Александр. — Я... я соврал про кредитора. Я просто не хотел расследования. Я ничего не брал у Макса! Ничего!
— Ты вроде бы не дурак, — холодно отметил наместник, отставляя чашку. — На что ты рассчитывал, когда собирался подсунуть мне бланки рекомендаций? Ты думал, я их подмахну, и никто не осмелится беспокоить меня, проверяя подлинность подписи?
— Я не собирался подсовывать тебе эти бланки! — повысил голос Саша. — Я отказался их брать. Из-за этого и завязалась драка.
Арек сунул руку в карман пиджака и вытащил ампулу.
— Знаешь, что это такое?
— Думаю, та хрень, от которой загнулся Макс, — пришлось оправдывать звание «не дурака».
— Правильно думаешь. Действенная штука, между прочим.
Жаль, нельзя тебя ей накачать. Врачи сказали — большая вероятность, что откинешься.
Ампула покатилась по столу, ударилась о плетенку с булочками и упала на пол. Наместник вздохнул:
— Ты не хочешь рассказать мне все, как есть? Без упоминания мифических кредиторов. Почему Соломенко пришел к тебе с бланками? Он тебя шантажировал? Чем? Бурным лагерным прошлым в пассивной роли? Кражами? Услугами движению
Сопротивления — сбором взрывных устройств, написанием листовок, или что ты там мог делать? Не волнуйся, я не буду передавать дело в комендатуру, если это касается подполья.
— Ничем он меня не шантажировал! — выпалил
Александр. — Правда, ничем!
В памяти немедленно всплыли слова: «Думаешь, все забыли, какие речи ты с пьяных глаз толкал? Распинался, что этих сук на кол сажать надо, чтоб они как жили через жопу, так и умерли? Люди все помнят, Сашок. И некоторые будут готовы подтвердить».
Взгляда Арека он не выдержал и, краснея, опустил голову.
— Врешь. Без препаратов заметно... Разговор окончен. Ты свободен. Убирайся из моего дома.
Ровный, отстраненный голос Люксы не смог перекрыть стальные нотки приговора.
— Невозможно объяснить все. Только если заставить про-жить мою жизнь. Слишком много нюансов. Ты их не поймешь... — пробормотал Саша и встал, опрокидывая стул.
— Мне не нужен партнер, оскорбляющий недоверием. Будь счастлив.
Последнее пожелание оказалось понятно и без перевода —
расхожая кеннорийская фраза, затертое выражение, утерявшее
истинный смысл. Слова настигли Александра на выходе из столовой. Он кивнул и, не оборачиваясь, попросил:
— Пусть калитку откроют, — поколебался и добавил. —
Прощай. Leb wohl.
Leb wohl (немецкий) — живи хорошо.
У ворот Александр все-таки остановился и крикнул:
— Леша! Спроси их, мои документы выкинули или вернут?
— Вернут, — отозвался переводчик. — Привезут. Не беспокойтесь.
Пришлось поверить на слово — мрачная физиономия Хайнца, терзавшего пульт от ограды, не вызывала охоты задерживаться и вести долгие переговоры. И уж тем более, настаивать на немедленном возвращении собственности.
От солнца и свежего воздуха закружилась голова. Бок опять разболелся — неужто от нервов? Ведь ничего не поднимал...
Саша медленно побрел по улице, уговаривая себя не упасть в зоне видимости особняка.
«Хоть чуть-чуть отойти...».
С каждым шагом он удалялся от опасного участка и
погружался в глубины отчаяния — перспективы свободной
жизни грозили загнать его в гроб.
«Документов нет. Денег нет. С работы наверняка поперли
за прогулы. Значит, занесут в «черный список». Я ведь уже не
первый раз отличаюсь. Блин, да у меня даже ключей от квартиры
нет! Ладно... дверь хлипкая, как-нибудь выломаю».
Саша старался выкинуть из мыслей Макса, его дружков,
перспективу судебного разбирательства — интересно, дело
закрыли в связи со смертью одного из подозреваемых или?.. —
и возможные слухи, связанные с дракой и арестом. Отдаленные неприятности не пугали. Как выжить сегодня? У него есть небольшая заначка, но сможет ли он доползти до магазина,
после того как выломает дверь? Где и как купить лекарства? Как получить на них рецепт? Задачи, не имеющие решений...
Голова кружилась все сильнее. Деревья плясали, и эта скачка неожиданно напомнила ему о массажисте, оседлавшем бедра Арека.
— И не предъявишь претензию... — прошипел Александр, сплюнул в придорожную траву и пошел немного уверенней — от злости у него открылось второе дыхание.
Впрочем, последний квартал он преодолел на чистом упрямстве. Завернул за угол и едва не повалился на асфальт от удивления: возле его дома стоял один из джипов наместника. Ошибка исключалась. Хайнц, опустивший окно, стряхивал на тротуар пепел тонкой сигареты, а Рейн скучал на водительском сиденье, разглядывая окрестности. Желания пообщаться телохранители не проявили, и Саша, косясь на машину, прошел во двор и начал мужественно карабкаться по лестнице.
Дверь квартиры оказалась приоткрыта. Он распахнул ее пошире, сделал шаг и все-таки упал. Не из-за головокружения, нет.
Тесная прихожая и часть кухоньки были завалены сумками и пакетами. Александр дернул первую попавшуюся «молнию»,
заглянул в открывшееся отделение, принюхался и сообразил — вещи Грэга. Поверх стопки рубашек и свитеров лежала знакомая коробка. Одеколон. Или туалетная вода. Черт его знает... Арек еще спрашивал, нравится ли ему запах.
Шмотками дело не ограничилось. Два пакета с едой — в
основном консервы и упаковки гарниров быстрого приго-
товления. Сетка яблок. Лекарства, ключи, конверт с доку мен-
тами. Еще один конверт, более пухлый и наскоро заклеенный.
Рвануть бумагу легко. Да и смотреть, как на грязный пол сыплются купюры, тоже легко. Занятие, не требующее ни ума, ни сообразительности, ни хорошего воспитания.
Среди банкнот мелькнуло что-то белое. Саша поймал листок и вчитался в ровные строчки — почерк у Люксы оказался аккуратным, можно сказать, девчоночьим.
«Хаупт пожелал снабдить вас суммой, равной вымыш ленному — или какой он у вас там? — долгу. Сколько Соломенко упомянул в показаниях — столько я и вкладываю в конверт.
Распоряжайтесь деньгами по своему усмотрению. Тряпками тоже. Хаупт сказал:
«Не понадобятся — выбросит ».
Но я бы на вашем месте такой глупости не делал. Хотя решать вам, конечно... Сейчас мы уезжаем в столицу. Мы — это хаупт, парни и я. Если меня не выкинут за ограду, как вы пророчили. На вопрос Хайнца: Когда мы вернемся? -, хаупт прорычал:
«Может и никогда», но дом на консервацию закрывать не велел. Это я вам сообщаю на всякий случай — вдруг вы надумаете петь серенады под окошком или подкладывать цветы к воротам.
P. S. Я перевел вам его прощальную фразу, как
«мне не нужен партнер, оскорбляющий недоверием».
На самом деле в нашем языке нет аналогов слову, которое произнес хаупт. Партнер —
очень отдаленное и бледное подобие. Его применяют за неимением более подходящего по смыслу. Употребив этот термин, хаупт причислил вас к равным, таким же мутантам как он, с которыми можно вступать в брак.
