— Я не помню... — пожаловался он Александеру.
Тот недовольно мотнул головой, отодвинул джинсы в сторону и уселся на кровать, притягивая Арека к себе и заставляя прижаться спиной к груди.
— Тихо, тихо... — шепот щекотал ухо. — Не надо было тебе отдавать...
— Надо.
— Успокойся, — объятья стали крепче. — Может, все-таки врача? Тебе плохо.
— По-моему, ты этого и добивался.
— Нет. Да. Добивался. Хотел встряхнуть. Но ты...
Одно благо — голос бывшего любовника отличался от голоса Грэга. Это не позволяло потеряться в иллюзиях. И так перед закрытыми глазами плыли и перемешивались картинки — старая квартира в Нератосе, муж стоит у шкафа, держит в руках
и рассматривает черные джинсы... Александер бросает джинсы на кровать...
— Я не помню, я пытаюсь и не могу вспомнить! Он все время ругался и запрещал мне нажимать на что-нибудь, кроме «авто-разогрева». Наверное, он пошел в супермаркет — это на первом этаже соседнего дома. Там большой отдел хозтоваров, мы там всегда все покупали — лапочки, стиральный порошок, губки, освежители воздуха... Джинсы... Я не помню! Я этих черных джинсов себе и ему вагона два, наверное, купил!
— Успокойся! Не думай!
Александер вытащил из-за спины плед, одной рукой соорудил уютный кокон, откинулся, позволяя Ареку уложить голову себе на плечо, и повторил:
— Не думай. Лежи.
Как выполнить совет, если майка с попугаем не желает исчезать из мыслей? Память подкидывает вереницы пикников, прогулок, походов в магазин — куда-то же он ее надел? Или не надевал никогда? Не думать, не думать... Он сполз чуть ниже и прислушался к равномерному стуку сердца Александера. Звук умиротворял, а теплые, живые руки удерживали на грани: не давали затеряться в образах прошлого, заставляли вернуться в сегодняшний день и убеждали — ничего непоправимого не произошло. Это не беда. Это ее отголосок. Боль и смятение пройдут, и у него останется нежданный, и от этого еще более драгоценный привет из прежней жизни. Какое счастье, что он не отдал вещи в благотворительный центр! Записку бы попросту выбросили, не побеспокоившись доставить адресату. Это же не завещание, зачем напрягаться?
— У тебя все в порядке? — ладонь погладила щеку, а большой палец осторожно очертил ресницы. — Под глазами... тень?.. ушиб?..
— Синяки, — шепотом поправил Арек, привыкший доводить кеннорийский Люксы до совершенства.
— Синяки. У тебя все в порядке?
— Нет. Но с этим ничего нельзя сделать.
— Не верю, — прошептал Александер, подтянул его выше и
обрисовал синяк уже языком. — Ты сильный. Сделаешь.
Арек напомнил себе, что он собирался избегать контактов при случайной встрече. Особенно прикосновений. Он прекрасно помнил, как прогибался под этим языком и руками, выпрашивая и поощряя ласки, и ни капельки не путал туземного любовника
с покойным мужем — в постели было хорошо и с тем, и с тем.
По-разному. По-другому.
«Еще пара минут... и я встану и уйду».
Таблетки и близость теплого тела подействовали. Слабость осталась, и она наверняка проявится, когда он поднимется на ноги и попытается сделать первый шаг — опять потемнеет в глазах, и подкосятся колени. Но озноб и леденящая тяжесть в груди исчезли, и лежать стало удивительно уютно. Александер коснулся языком его губ, словно закрепляя перемену, а потом положил ладонь на затылок и вовлек в тягучий, головокружительный поцелуй, после которого «встать и уйти» уже не получилось — тело ответило на призыв.
Они целовались неспешно и обстоятельно. Главенствовала не страсть, а неспешная нежность — честно говоря, Арек не был уверен, что сможет ответить на бурное проявление чувств, но партнер умело угадывал его потребности. Ласки не походили на мальчишескую возню — для этого не хватало азарта. Скорее, на сонные забавы в супружеской спальне, когда от усталости и затраханности уже закрываются глаза, но собственнический инстинкт не позволяет оторваться от желанного тела.
Проникшая под рубашку ладонь наткнулась на нижнюю майку. Встретившись с препятствием, Александер приглушенно зарычал. Это встряхнуло: рык отозвался пробежавшими по спине мурашками и неожиданным осознанием — все, как в прошлый раз. Встретились, легли... а дальше? Ничего же не изменилось. Кеннориец и туземец. Недопустимая связь. Победитель и побежденный. Опасная связь — шальная, наполненная привкусом горечи, отравляющей обоих.
«Как же не изменилось? Изменилось... Еще и Илле прибавился. Интересно, как бы хороший домашний мальчик отреагировал на известие о том, что я трахался с туземцем?
Выблевал бы вегетарианский салатик? Или приложил ум-ственные усилия — он, все же, не дурак — разобрался и оправдал, списывая позорный факт на потрясение от сходства с Грэгом и неизбежное повреждение психики после потери любимого мужа?».
Он перехватил запястье, останавливая Александера, и попросил, именно попросил, не потребовал:
— Позови телохранителей. Мой телефон остался у Хайнца, я не могу позвонить. Я заберу джинсы, ладно? Если надо, тебе взамен привезут другие.
— Что за?.. Это твое, почему ты спрашиваешь? И... — рука скользнула к ширинке. — Ты меня больше не хочешь?
— А оно нам надо?
Бывший любовник пожал плечами — то ли не понял вопроса, то ли не знал, что ответить. Всмотрелся ему в лицо и неожиданно спросил:
— С принцем хорошо? Он молодой, красивый... ты теперь с массажистами не шалишь?
Арек постучал себя костяшками пальцев по лбу, надеясь, что простой жест лучше всяких слов объяснит лживость выводов, подумал и все-таки добавил:
— Идиот. Я не шалю с принцем.
Удивленный, недоверчивый взгляд его позабавил — и этот туда же, в сказки верит...
— Позови Хайнца. Я хочу домой.
Все-таки улучшение от таблеток оказалось временным,
словно кто-то свыше отпустил ему десяток минут роздыха
на поцелуи. Стоило Александеру выпустить его из объятий и
подняться с кровати, холод и дрожь вернулись. Он с усилием
дотянулся до лежавших в ногах джинсов Грэга, прижал их к
животу и укрылся пледом. В мысли вновь пробралась майка с
попугаем — где покупал, когда? И неважно, что определение
места и даты никоим образом не вернет мужа к жизни.
«Это уже клин. Он прав, надо не думать. Но как?».
Где-то рядом раздались громкие, возмущенные голоса —
похоже, в квартиру ввалились все телохранители разом, да еще
и Люкса не остался в стороне. Точно, не остался. Лаются на двух
языках.
— Я не верю в записки от покойников! Что здесь произошло? Что ты с ним сделал?
«Это Хайнц... у, как разошелся...».
— Подожди! Всяко бывает. Сними путы, надо разобраться!
Да сними же ты путы, он так ничего не расскажет!
«Ага, это Люкса. И зачирикал по-своему...».
Бурную следственную деятельность Хайнца требовалось
прекратить. Разговаривать и объясняться не хотелось, и на-
местник пошел по легкому пути. Он подозвал бывшего лю-
бов ника и обнял его за шею — это исключало применение
заклинаний со стороны телохранителей.
«Побоятся, что заденут...».
Свара утихла практически сразу. Переругиваться никто не перестал, но голоса снизились до шепота. Это радовало — от крика моментально разболелась голова, аж до тошноты.
Прикосновение к Александеру немного утоляло боль, и Арек притиснулся сильнее, стараясь не выпустить из рук джинсы. И тихо, но твердо пресек попытку Хайнца позвонить врачу:
— Прекрати. Не надо. Я выпил таблетки, сейчас приду в норму. Полежу с ним рядом, и все пройдет.
сАша
Да, хотелось встряхнуть, разбить маску. Можно радоваться — разбил. И теперь ощущал себя варваром, треснувшим ломиком по аквариуму с тропическими
