Канцелярии планету объявили «чистой зоной». Здесь соби-
раются развивать туризм, сельское хозяйство и легкую про-
мышленность.
— Океаны здесь большие. Никто и не заметит. О нарушении
будем знать только вы и я. И никому не скажем. Свяжем друг
друга маленькой тайной.
«Ты и я. Ага. Ты контейнеры принесешь, а я в океан кину».
— Вынужден отказаться. Я предпочитаю хранить секреты в
одиночку.
— Это не всегда получается, — улыбка «серого наместника»
стала хищно-торжествующей. — Вот, например, ваши отношения
с туземцами... вам казалось, что о них никто не знает. Но это не
так. Вы ведь предпочтете, чтобы тайна осталась между нами?
Или хотите, чтоб я сделал ее достоянием гласности?
461
Арек успел подумать, что старый хрыч тронулся умом
из-за свирепых таганских морозов. Люкса — традиционный
попрек-десерт их обедов — уволился из канцелярии, получив
рекомендацию. И давно уже не сопровождал его в поездках.
— Я, наверное, вас озадачил? Давайте внимательно рассмот-
рим подробности моего предложения, — председатель Комитета
Имперской Безопасности взял пульт с маленького столика и
указал на экран стоявшего в углу телевизора.
Подробности оказались ошеломляющими — Арек не был
уверен, что удержал невозмутимое выражение лица. Взмокший,
распаренный Александер трахал его, рыча и сгибая почти по-
полам, кусал за шею, за плечи, а потом дернулся — кончил,
точно кончил — и, повинуясь движению руки, ухватившей его за
волосы, наклонился к члену и начал сосать.
Запись обработали. Лицо Александера затеняла дымка, зато
отдельные кадры — клеймо военнопленного на плече, запястья
в напульсниках — задерживались и увеличивались до крупного
плана.
— Что скажете?
— Горячо. Дайте мне копию. Подрочу перед сном.
Мысли метались, как гонимые ветром таганские снежинки.
«Запись старая. Ей почти два года. Это сауна в санатории,
где-то камера была прилеплена над траходромом. Точно там:
у меня волосы длинные, и браслеты я только тогда снимал.
Почему столько тянули, прежде чем предъявить?»
— Вы как будто и не обеспокоены... — прищурился «серый
наместник».
— А чего волноваться? Вы помните, что у нас существует
закон о неприкосновенности частной жизни? Если бы вы
462
могли доказать, что я осыпал этого туземца комплектом благ
за государственный счет — подарил ему вертолет, сделал ми-
нистром и приказал построить возле его дома ненужные Импе-
рии Врата, тогда бы правоохранительные органы вас расце-
ловали. А в данном случае я подам в суд, и вы сядете лет на пять.
Моя родня этому поспособствует.
— Ой ли? — усмехнулся председатель. — Кому вы будете
нужны — опозоренный, замаранный в скандале? С поста на-
местника придется уйти сразу. Канцелярия даже причин искать
не станет — отправят отдыхать по заключению врачей. И вы
обнаружите, что от вас сбежал молодой муж, отвернулись
друзья, а возможно и родственники. Какой от вас прок? Госу-
дарственные должности закрыты, Служба Безопасности вашего
отчима и так крепка. Придется отсиживаться в поместье, как
до назначения на Таган. А годы идут... а репутация после таких
проколов восстанавливается очень долго. Стоит ли ломать себе
жизнь? Может быть, проще подписать разрешение и утопить
контейнеры?
«Именно подписать. Чтоб ты мог шантажировать меня не
только видеозаписью, но и нарушающим закон документом.
Сколько же времени ты рассчитываешь меня доить? Еще пол-
года, до окончания срока службы, или, наоборот — обнародуешь
компромат на следующий день, чтоб в кресло сел кто-то из твоих
ставленников?»
— Нет. Террористам и шантажистам платить нельзя. Это
поощряет их повторить удачный опыт. Я не буду выполнять ваши
требования. Если честно, мне плевать на законы и экологию
Тагана. Но разрешение я не подпишу из принципа. И, пожалуй,
463
сделаю пару звонков знакомым — попрошу, чтобы усилили
контроль над грузовыми и пассажирскими Вратами — чтобы те,
кому отходы прожигают склад, не смогли их ввезти сюда тайно.
— Не решайте сгоряча. Подождем неделю. Вы спокойно
отпразднуете день рождения, а потом скажете мне, готовы ли
ввязываться в открытую войну. Если вас не затруднит, подож-
дите десять минут. Я сделаю копию записи.
— Только скопируйте мне необработанный вариант, — кив-
нул Арек.
«А лицо Александера не зря затерли — чтоб не было оп-
равданий. Сейчас вообще не поймешь, похож он на Грэга или
не похож. Да, что-то общее есть. Но рассказывать каждому, кто
видел запись: «А вы знаете...». Кто слушать станет?»
В принципе, дымка на лице любовника радовала — насколько
что-то может радовать в подобном положении. Это значило, что
