— Ой ли?
— Ой ли, ай ли, а я о такой жизни только мечтать могу. Эх, поехал бы я на своей бегунчанке далеко-далеко, оставил бы её в Пустынной Пустоши — чай, с голоду не помрёт, умеет сок из земли добывать, — а сам бы нанялся работником к какой-нибудь крале да помогал ей как мог, да жили бы мы с ней припеваючи.
— Ага, у нас тут красота. У нас, это… ну, слово… когда всё хорошо и лучше не надо, земское такое словечко…
— Рай.
— Рай, точно. У нас же — рай. А на Земле что, а, Чванк?
— Ну, раз они сбежали оттудова… А вообще, не знаю я, ничего не знаю, так что отстань. Хм…
— Что?
— Я тут подумал… а я бы не прочь, наверно, на денёк-другой слетать туда, глянуть, так сказать, что там да как. Вдруг, не так уж там и плохо, просто они чего-то недопоняли.
— А я бы с тобой смотался… в этот, как его…
— В отпуск.
— Во-во.
— Ну, будем надеяться, когда эти двое — или сколько их уже там? трое? четверо? В общем, если захотят они вернуться на планету свою, то захватят и нас с тобой.
— Бум наде, бум наде.
— Угу. Ну, всё, хватит мест и , передохнём давай. Уф… Гляди, что у меня есть.
— Ух ты!
— Я за это гору жемчужин отвалил барыге одному, но всё-таки достал.
— С Земли?
— Нет, с носа у тебя! С Земли, конечно.
— А как это называется?
— Сигареты. Хошь?
— Давай. Думаю, вреда не будет.
— А вот, гляди, какую штучку мне вместе с пачкой дали, бесплатно. Зажигалка, чтоб ты знал. Раз — и огонёк горит.
— Вот ведь чудеса! — удивился Клацц, прикуривая и затягиваясь.
— Говорю тебе, грядут великие перемены, — также прикуривая и затягиваясь, заявил Чванк.
И как бы в подтверждение этой мысли два змущщца дружно закашлялись.
(Март 2010 года)
Всем сторонникам Павла Ефимцева посвящается
— Энгэ, — коротко ответил Хриплый. —
Негаллюцинирующие. Это люди, которые,
несмотря на вживлённые в мозг г-модуляторы,
умеют видеть настоящий мир. Не тот,
который подсовывают производители галлюцинаторов
и покрывающее их правительство, а всамделишный.
Тот, что существует в действительности,
а не в нашем воображении.
(Григорий Неделько «Энгэ»)
— Я не хочу возвращаться! — едва ли не выкрикнула Лида. — В реальном мире нет ничего интересного! — Худая высокая женщина с белыми волосами до плеч и непропорционально большим носом сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что больше обсуждать эту тему она не намерена. Слово сказано, и оно — истина.
Ринат Ибрагимбеков вздохнул. Этому мужчине, чем-то напоминавшему Кларка Гейбла, полицейскому с солидным стажем, выработавшему за годы службы в правоохранительных органах волевой характер, невыносимо было думать, что он ничего не может поделать с постоянно повторяющимися истериками жены. Она серьёзно подсела на г-модулятор, точнее, на реальность, которую создавало устройство. Как ни пытался Ибрагимбеков выяснить у жены, что же столь привлекательное рисовало для неё воображение, в ответ — лишь молчание. И сверкающие глаза. О да, когда хотела, она могла быть очень убедительной. Покачав головой, Ринат ещё раз подумал о том, что, возможно, дело не обошлось без любовника. Мысль была неприятной, но неотвратимой, как надвигающаяся старость. Если не это удерживает Лиду в галломире, тогда что?
«Наверняка любовник, — подумал Ринат. — Какой-нибудь демон или монстр». Ему всегда казалось, что за напускной правильностью жены скрывается нечто нездоровое, какое-нибудь извращение: это бы всё объяснило. Если же он неправ… то ситуация ещё хуже, чем кажется.
— Ладно, давай попробуем снова, — медленно, сдерживая себя, проговорил Ринат. — Мир, в котором ты якобы обитаешь, искусственен — от начала и до конца…
— Вовсе нет, — раздражённо бросила Лида. — Он — проекция моих сознания и подсознания, а нет ничего более истинного, чем «я» отдельной личности.
— Я знаю, что говорил Ефимцев. — Ринат старался сохранять спокойствие, хотя делать это было уже не так легко. — Но он не имел в виду…
— Как раз таки имел! — не дав мужу договорить, категорично заявила Лида.
— Вспомни, чему тебя учили в школе: погружение в «я»-мир хорошо до поры до времени, до тех пор, пока это погружение не перерастает в зависимость, а твоя зависимость уже налицо. Ты не можешь выбраться…
— Это ты не можешь выбраться!
— Ты постоянно мне перечишь. Почему?
— Да потому что я не могу выносить твоих нравоучений! Если бы ты был Павлом Ефимцевым, я бы, может, и прислушалась к тебе, но ты Ринат Ибрагимбеков. Почему, если ты такой умный, ты всё ещё сидишь в своём пыльном кабинетике? Да будь ты хоть чуточку прозорливее, будь в тебе хоть капелька Ефимцева, ты бы уже давно стал начальником участка. Или кем повыше.
— Это ультиматум? — из последних сил, спокойно уточнил Ринат.
— Понимай, как хочешь, мне всё равно.
Она смотрела на него почти впритык, не отрывая взгляда, и Ринату вдруг сделалось крайне неуютно. Он отвернулся, взглянул на чашку со стылым сладким кофе. Внезапно всё опротивело настолько, что захотелось бросить и работу, и жену, и саму жизнь. Всё чаще Ринат стал ловить себя на подобном состоянии. А как себя чувствует она?..
— Подумай о наших будущих детях… — последний аргумент, но и он разбился о стену отчуждения, непонятно как и когда выстроенную:
— У нас нет детей и, даст бог, никогда не будет.
И речь шла вовсе не о качественной контрацепции, а о неприятии Лидой самого факта любовных игр. Говоря по-простому, Ринат забыл, когда в последний раз удовлетворял жену.
«А этот демонический любовник из псевдомира, небось, слушает нас и усмехается», — вкралась неприятная мысль.
— Если же тебя что-то не устраивает, — не останавливалась Лида, — включи наконец свой модулятор и радуйся жизни. В мире фантазий гораздо лучше, чем в этой прогнившей, опостылевшей подлинной реальности.
— Ты не права.
— А мне плевать!
Ринат уже открыл рот, чтобы сказать гневное: «Да что же это, в самом деле, за мир такой, который отнимает жену у мужа!» — но вспомнил, как реагировала Лида на любое упоминание об их возможном разводе. Она удобно устроилась, и ей не хотелось терять насиженного места. Не исключено — точнее, Ринат практически в этом не сомневался, — что женщина ищет на стороне более подходящую кандидатуру в спутники жизни, но пока ей не везёт. А когда повезёт, Ринат узнает об этом первым.
