— Ошибаешься, друг мой: земным астрономам давно известно, что иногда облака закрывают целые участки лунного диска.
— В самом деле!
— Если не веришь, спроси старика Осипова.
Гонтран обратился к профессору за разъяснением.
— Видите, в чем дело, — проговорил тот, выслушав графа, — г-н Соломка и прав, и в тоже время неправ: неправ потому, что, собственно говоря, этих облаков никто не видал, а прав потому, что только существованием их земные астрономы могли объяснить загадочные факты скрывания некоторых кратеров на неопределённое время. Сегодня, например, известный кратер хорошо виден, завтра — он уже чем-то закрыт, а через месяц опять становится виден. В пользу существования этих облаков говорил астрономам еще и тот факт, что некоторые подробности лунной орографии в одно время и одним наблюдателем были видны, а другим, в другое время, — не видны. Так, в море Паров, например, есть хорошо известный соленографам маленький кратер Гигина, перерезанный по диаметру какою-то полосой на две части. А на северо-западе от него никто не заметил и не обозначил на картах цирка, имеющего до полумили в диаметре.
— И этот цирк существует?
— Я сам лично его видел, изучал и фотографировал. А вот и ещё пример: в море Нектара есть кратер около шести километров в диаметре; Медлер и Лорман, наблюдатели чрезвычайно тщательные, вовсе не заметили его, а Шмидт, в 1851 году, видел очень ясно; на фотографическом снимке Рутерфорда, сделанном в 1865 году, он также хорошо виден, тогда как, десять лет спустя, английский селенограф Нейсон, тщательно изучивший, описавший и нарисовавший всё море Паров, с его малейшими деталями, но заметил и следа вулкана… В последнее же время его прекрасно видели у нас в Пулкове.
— И что же вы заключили из этого? — сносил Гонтран, с видимым интересом слушавший объяснения учёного.
— Я всегда предполагал, что или дым вулканических извержений закрывает этот кратер, или облака, и что поэтому с астрономами повторяется та же история, как с одним воздухоплавателем, который летел в нескольких километрах над Везувием и не заметил его, потому что вулкан был застлан дымом.
Пока профессор давал Гонтрану эти объяснения, аэроплан покинул море Ясности. Курган Линнея исчез за горизонтом, а за ним и кратер Бесселя. Путешественники понеслись над гигантской гранитной оградой, которая служит как бы стеной для моря Ясности.
— Папа, — обратилась к отцу Елена, — а какие это горы мы пролетаем?
— Налево от нас цирк Плиния, а направо Менелай, — ответил старик.
Это имя не замедлило пробудить в уме Гонтрана мысли, не имевшие совершенно никакого отношения к орографии Луны, и он принялся вполголоса напевать:
Я — муж царицы, муж царицы,
Храбрый Менелай…
Сломка поспешил толкнуть локтем забывшегося приятеля.
— Ты с ума сошел? — спросил он.
— Это просто ассоциация идей, — отвечал молодой парижанин: — цирк Менелая напомнил мне рулады Жюди.
Он тяжело вздохнул и, чтобы оторваться от соблазнительных воспоминаний, поспешил спросить Михаила Васильевича:
— А что это за пик виднеется там, за Менелаем, профессор?
— Это? — Сульпиций Галл…
Беседуя таким образом, наши герои летели до тех пор, пока яркое Солнце не показалось на горизонте. Ночь прошла. Пригретые тёплыми лучами, все пассажиры аэроплана вспомнили, что они не спали целые сутки, и немедленно поторопились наверстать пропущенное. Один Телинга остался бодрствовать у рычага аппарата.
ГЛАВА ХLIV
Над морем Спокойствия. — Загадочный мрак. — Солнечное затмение. — Его причина. — Находчивость инженера. — Михаил Васильевич сконфужен. — Мрак усиливается. — Ураганы. — Страшная катастрофа. — Сбились с пути.
Когда путешественники проснулись, Солнце уже высоко стояло на небосклоне, ясная лазурь которого лишь местами была задернута дымкой легких облаков. Тотчас же Михаил Васильевич схватился за зрительную трубу, а Сломка вытащил свою неразлучную карту.
— Мы, кажется, летим над морем Спокойствия, профессор? — спросил старого ученого инженер.
— Совершено верно, — отвечал, разглядывая расстилавшуюся внизу местность, отец Леночки.
Тем временем пробудились и остальные пассажиры аэроплана, кроме Шарпа, который продолжал лежать без движения. Путешествие продолжалось. Вдруг ослепительный диск Солнца начал мало помалу темнеть.
— By god! — воскликнул Фаренгейт, первый заметив это явление. — Вот и ночь!
Услышав это восклицание, Гонтран и Елена, втихомолку беседовавшие друг с другом, прервали свой разговор.
— Ночь?! — воскликнул молодой дипломат. — Не может быть!.. А в самом деле, темнеет!.. Что за чудо?!..
И граф позвал учёного, который вместе со Сломкой углубился в разглядывание лунной карты.
— Что угодно — спросил Михаил Васильевич, поднимая голову.
В это мгновение в глаза ученому бросился, все более надвигавшийся, странный мрак.
— Странно… Что это такое? — растерянно проговорил Михаил Васильевич, в первый момент не сообразивший, в чем дело. — Ведь лунный день, я прекрасно знаю, имеет 354 часа, а теперь не прошло и четверти его…
— Да это просто затмение! — прервал профессора Сломка.
— Затмение?
— Ну, да, солнечное затмение: взгляните-ка вверх!
— Может быть, затмение Солнца Луной? — насмешливо спросил приятеля Гонтран.
Соломка пожал плечами.
— Нет, Землёй, — отвечал он. — Наша родная планета сейчас находится в состоянии новолуния, — если так можно выразиться, — и соединения с Солнцем; она проходит пред диском Солнца, и понятно, закрывает его, так как с Луны Земля кажется в четыре раза больше Солнца… Как видите, всё это очень просто и нисколько не опасно.
— Ну, и долго это будет продолжаться? — спросил Фаренгейт.
— Чёрт возьми, затмение полное и поэтому будет длиться никак не менее двух часов!
— В таком случае нам придется остановиться, — заметила Елена.
— Зачем же? — спросил Сломка.
— А неужели вы думаете, что можно не сбиться с дороги при таком мраке?
Инженер с вопросительным видом обернулся к Телинге.
— Опасно, — лаконично проговорил селенит, — Темно…
Сломка подошел к ящику, помещавшемуся на корме воздушного судна, и вынул оттуда электрическую лампу с посеребренным рефлектором. Привязав лампу к носу аэроплана, он укрепил электрические провода и пустил ток. Яркие лучи света разогнали темноту на десять метров вперед.
— Ну, теперь мы хоть не расквасим себе носа, — пробормотал инженер.
Остальные пассажиры аэроплана молча наблюдали величественное явление.
— А скажи, папочка, — обратилась к отцу Елена, — при каждом соединении Земли с Солнцем бывает затмение?
— Нет, дочка, — отвечал тот. — Солнце, во время своих ежедневых кругообразных движений, обыкновенно проходит или выше, или ниже Земли. Только иногда случается, что оно проходит как раз позади последней, и тогда бывает затмение. Но такие случаи очень редки, да и притом наблюдать то их часто можно лишь из пустынных стран.
Джонатан Фаренгейт с досадой ударил кулаком по борту аэроплана.
— Не забывайте, профессор, что ведь и мы с вами в пустыне, — проговорил он, — и ежеминутно можем налететь на скрытые в темноте скалы.
— Отчего же и нет? Но я лично, признаюсь, только обрадован этим затмением, которое позволит мне наблюдать солнечные выступы, корону и зодиакальный свет.
Говоря это, старый ученый радостно потирал руки. Его дочь в это время, видимо, над чем то думала.
— Еще вопрос, папа, — сказала она: — если Земля скрывает от нас Солнце потому, что она находится в соединении с ним, иначе говоря, оба эти светила расположены друг против друга, на одной прямой линии, — то для обитателей Земли Луна должна быть полной, неправда ли?
