к нам подъехал гонец, и мы приняли вид подобающий императору и главе тайной канцелярии. Он сделал все необходимые ритуалы в виде поклона и прочего, вынул из тубуса свернутое донесение, вручил его мне и также откланявшись, покинул нас. Я разломал восковую печать и развернул пергамент; быстро пробежался глазами; свернул.
— Что-то интересное? — спросил Вэлиас.
— На южных регионах провинции Шамор, — а теперь королевство стало провинцией, — заметили большой отряд разбойников, направляющихся на запад.
Вчерашние рабы, освобожденные из гнета хозяев, не имеющих ремесел и пригодные только для простых работ, как налить воду в бокал, сегодня подались в бродяжничество, вытекающее разбойничеством. Их было много, поступающие со всех мест волнами, которые расходились ручьями, в большем случае на запад, там, где жизнь была богаче, и соответственно добычи больше. Тех, кого никогда не воспринимали всерьёз и не брали в свои расчеты, оказались настоящей головной болью, как для меня, так и для империи в целом, занимая огромную статью расходов. Вэлиас, всегда спокойный Вэлиас, последнее время работал на изнеможение, что порой выливалось в раздражение. И сейчас от этой вести на его лице отразилась уставшая и недовольная мина, но готовая принимать условия и действовать в соответствии с ними.
— Нет, — прервал я его на полуслове, — никого туда направлять не надо.
— Теперь, видимо, моя очередь выкрикивать, как это ловко, — понял он мою мысль.
На западе, там, куда направлялись эти беглые рабы, находились земли Сендов. Вот пусть они и занимаются этим.
— Что будем делать с ними? — спросил Вэлиас, и я понял, к чему он клонит.
— Нельзя этого так оставлять. Они увели его у нас из-под носа. Такую наглость…прощать нельзя.
— Какие будут приказы?
— Пока никаких. Ждем подходящего момента для удара.
«Момент, момент», — крутилось это слово у меня в голове, и раздражение нарастало изнутри. Как же хотелось просто пойти к ним, к этим Сендам, в логово и перебить их, но несдержанность в мелочах способно погубить великое дело, поэтому приходилось сдерживаться. Заметив, как странно на меня смотрит Вэлиас, я обратился к нему:
— Что?
— Не боишься, что Офелия узнает?
— В политике всегда приходится чем-то рисковать. Но да; конечно, опасаюсь этого, — поёжился я, несмотря на теплую погоду.
Один из легионеров сел на землю и от усталости опустил руки на колени, всем своим видом больше напоминая бедолагу, нежели победителя. Надо бы вознаградить их, устроив им праздник. Особенно не поскупиться на вино. Снова заметив, как странно на меня смотрит Вэлиас, я снова обратился к нему:
— Что?
— Боюсь, как бы не случилось с тобой что. Ты и так чуть не помер, — напомнил он мне еще раз. — Если…, - остановился он и поморщился, — твой сын напоминает твоего прадеда. А ты знаешь, что было, когда правил он.
— Да, он немного безответственен, но ты преувеличиваешь. Вспомни меня в молодости. Вспомни нас в молодости.
— Твои поступки были продиктованы духом авантюризма; он же действует из своей сумасбродности.
На это я ничего не ответил. Да и что я мог ответить на слова, которые правы. День так хорошо начавшийся, завершается беспокойством.
* * *
Город и его население встречали своего императора со всеми почестями и их сопутствующими. Только на этот раз масштаб был меньше, сопоставимо масштабу кампании. Мой конь, мой верный спутник, гордо выгнув шею, и с благородством под стать своему хозяину вышагивал по каменному, с замысловатой мозаикой, тротуару. Я вернулся! Впрочем, ненадолго; настолько, сколько понадобиться Вэлиасу закончить дела с новым мятежом.
Какая-та девочка лет восьми-девяти протянула мне букет цветов — лилии, — и пожелала вечного процветания. Я принял букет в руки и улыбнулся ей своей самой лучезарной улыбкой, на какую только мог способен.
— Может быть чаще вот так возвращаться победителем? — спросил я Вэлиаса, купаясь во славе.
— Боюсь, что в один момент может случиться так, что мы встретим тебя на щите.
— Вэлиас, я говорил тебе когда-нибудь, за что я тебя люблю?
— Облегчи мне участь и лучше промолчи, — махнул он рукой.
— И все же я не могу этого так оставить. А люблю тебя за твой разум, который всегда, повторюсь, всегда находиться при тебе и не поддается на все те людские слабости, на которые так падки другие. Тебя не интересуют слава, почести и прочее и прочее; тебе важно лишь достигать цель и результатов. Вот за что я тебя так люблю, Вэлиас, — настроение у меня было необычайно хорошим в это утро; просто так, без причины. А в такие моменты я любил подтрунивать Вэлиаса. Особенно Вэлиаса.
Только он ничего не ответил; лишь закатил глаза. Но я и не ждал ответа. Главное нужной реакции я от него добился, от чего настроение улучшилось еще немного. Тем временем, под размеренный шаг скакунов добрались до дворца и под звуки двадцати, по десять с каждой стороны, фанфар, мы были встречены делегацией во главе с моей красавицей женой. Один из дворцовых слуг незамедлительно предоставил подставку, и я, отдав удила, спустился с коня. Поклоны от всех, на которые я не преминул взглянуть, так как мой взгляд был прикован к изящному реверансу и сияющим глазам жены. Стоит отдать должное всем тем лишениям, коим подвержен мужчина в походах, где земля служила койкой, где он вынужден жить под звездами, питаться не самой лучшей едой, рисковать жизнью, если вознаграждением в конце его будет океан тепла в глазах его любимой. Я не мог, к большому сожалению, проявить все те чувства прилюдно, что возникли во мне, поэтому ограничился поцелуем ее ладони и, дав знак остальным, проследовал дальше в зал для совещаний, и процессия, за исключением Офелии, двинулась за мной.
На самом деле тело мое требовало немедленного отдыха; сменить пыльные от дороги одеяния; отправиться в купальню, но мне непременно захотелось покончить со всеми делами, чтобы, уже со спокойной душой, сделать желанное.
Ожеро, он же командующий легионами; Олов, он же мастер на все руки касательно города и казначей по совместительству; Вэлиас, глава тайной канцелярии; Волкер, главный маг империи; и, с недавних пор, Тинуил, принц — все они расселись по своим местам в ожидании, когда я подам знак о начале совещания.
Обсуждения проходили в рутинном порядке: каждый коротко резюмировал доклады о текущих делах. Ожеро начал с того, что на западе все по-прежнему спокойно; сохранялся статус-кво. На севере кочевники исправно исполняли свою часть договора, лишь беспокоя по мелочам, которые не требовали моего личного вмешательства. Легионы прилежно пополнялись все новыми молодыми душами — среди народа наблюдался небывалый подъём патриотизма, — а ветераны уходили на
