можно было бы упомянуть.
Началась, если передать в точности, возня. Кто сказал, что, сменив мир, вы избавитесь от бюрократии? Когда Данте писал свою «Божественную комедию» он забыл включить в свой список истязаний именно это. Все началось с канцелярии академии, где я должен был получить все необходимые формы для заполнения, которых оказалось множественное количество, и, соответственно, кое-какие моменты были мне не понятны, порождая собой вопросы. Вопросы, которые я незамедлительно уточнял тут же, и был встречен, кто бы этому удивился, меланхоличным равнодушием. Женщина средних лет, с кучерявыми волосами и мелкими кругленькими очками, за стеклом которых скрывались глаза, смотрящие на весь этот мир, как на помеху ее скромных мыслей, обитающих в ее голове, отвечала мне через силу, будто бы я насильно ее посадил в это кресло и заставлял делать так ей ненавистную работу. Несколько раз я впадал в уныние и достигал грани бешенства, потому как в некоторых местах допуская ошибки, которые, замечу, не так уж и влияли в целом на результат заполнения, и все же был отворен назад. Пройдя несколько попыток, всякий раз встречаясь с безразличием и безучастием, наконец, пройдя все стадий принятия неизбежного, я смиренно и, главное, исправно выуживал из нее ответы, в то время максимально тонко фигурируя своим тембром, интонацией, очень внимательно, при этом, следя за ее мимикой, и всячески благодарствуя судьбе и всем тайным силам, если они есть, получил желаемое. Далее первый шаг после предисловия для достижения цели начался с совета учеников (оказывается, такой существует), где я должен был испросить, даже сказал бы вымолить, выставить против меня дуэлянтов. Умолял я, потому как надменное лицо, выражусь резковато, осла, который чудом выдавал себя за ученика, всем своим видом делало мне будто упущение. Спустя пару тяжелых вздохов, со словами «ну ладно, хорошо», — он пообещал мне поднять этот вопрос на их, опять же согласно его словам, великом собрании. Пять дней, пять нестерпимых дней я ожидал, пока они, видите ли, не соблаговолят обратить на меня внимание, и только по истечении этого срока, наконец, дали положительный ответ. И то сообщили это, как я уже сделал выводы, максимально пренебрежительным видом. Вся моя уязвленная гордость просто вопила внутри и кричала, чтобы на предстоящей дуэли я выбил из них весь дух. Я молил, не зная кого, но, в целом, молил провидение послать мне в дуэлянты именно этого из числа совета учеников академии. Получив их согласие, я теперь мог приступить собирать, звучит тавтологически, согласие магистров. Я должен был обойти каждого, и если некоторые просто услышав пару моих объясняющих фраз, тут же ставили «галочку» в соответствующем месте более даже не интересуясь мной или же, наоборот, желая удачи, то некоторые, как этот преувеличенно важный старикан, с проплешиной на голове, всячески тешил собственное самолюбие, показывая, какой он, видите ли, достопримечательный.
— У вас здесь неразборчивым почерком написано, — ткнул он пальцем на листок.
— Это не мой почерк. Один из магистров так расписался, — ответил я ему.
— И все же вы должны были проконтролировать. Вы только представьте, когда вы будете сдавать все эти бумаги в канцелярию, то, как им понять, что же здесь написано?
— Полагаю, что даже оставь свою подпись курица своими кривыми когтями, то можно логически понять, что в том месте, где росчерк пера ставиться только согласие. Поэтому, думаю, они там с легкостью разберутся.
— Хорошо, — качнул он характерно подбородком, как бы признавая мою правоту, но оставляя за собой право, дать мне эту правоту. — Но на будущее должен заметить — вы должны быть внимательным ко всем деталям, и особенно к официальным документам. Это мой вам рекомендательный совет. Для вашего же блага не пренебрегайте им, — взял он аккуратно перо в руки и так старательно и демонстративно выводил каждую букву, что в конце, как по классике жанра, я ожидал как бы он не сел в лужу. К сожалению, мы в реальной жизни, и ничего кроме высокомерия не произошло.
В конце концов, собрав все необходимые так измучившие меня бумаги, вручил это в канцелярию, которые, в свою очередь, передадут это все директору на рассмотрение. На резонный вопрос «когда ждать ответа», ответили стандартным «когда получится», и всем своим видом показали, что более не намерены оказывать мне терпения и внимания. Не знаю, как я все это выдержал, хотя оставлю лукавство и сознаюсь честно, что в один момент готов был сорваться и бросить все, но рассудил, что это именно тот случай, когда цель оправдывает средств. Средства в данный момент мое время, нервы и, без преувеличения, здоровье.
Директор дал окончательное согласие. Первое доли секундное ликование быстро сменилось легким волнением в виде нервозных быстрых движениях колена. Началась всем известное томление; стадия, когда ты ожидаешь; самая тяжелая часть. Нет, я не испытывал страха перед, как сказал Ордигор, дискуссией, или же той самой дуэлью. На редкость я был в себе уверен, даже сказал бы чересчур, что меня с одной стороны радовала, а с другой настораживала. Я, скорее, испытывал некоторое опасение, что пока тянется это ожидание, тем более мне не сообщили точную дату, поэтому это могло занять любое количество времени, а опасался именно того, что за это время может куда-нибудь да растеряться мой заданный настрой. Поясню, что я был готов разрывать хоть сейчас, но это было именно сейчас, а что потом — не знаю. Как бы там ни было, я проявлял недюжинное терпение, а всякое терпение, как правило, вознаграждалось. И…награда-таки пришла ко мне: ознакомился со списком моих дуэлянтов из студентов и нашел там так сладкое для моих уст имя — того самого надменного осла! Вот это и придало мне новый виток настроя, где я снова закутался в воображение, как просто сминаю его и протаскиваю лицом по песку. Кто же из магистров будет, пока не известно — еще не решили.
Программа немного сменилась: теперь сначала шла дуэль со студентами, затем дискуссия с магистрами; как раз подразумевалось, что за это время я, в случае своего успеха на манеже, должен был восстановиться к последнему этапу моего тестирования.
— Уоу! — невольно вырвался из меня возглас, когда я увидел перед собой по-настоящему неожиданную для меня картину: они переоборудовали тренировочное поле так, чтобы в нем могли уместиться зрители. Сразу предупрежу, что людей пришло не так уж и много. Если на глаз, думаю, человек сорок. Часть из них мои ненавистники, которые сгрудились вместе. Часть нейтральные зрители, которые, не зная, чем себя занять, пришли посмотреть в надежде, что
