кого-то да покалечат, и часть мои сердечные друзья, если так их можно назвать. О последних, наверное, стоит заострить особое внимание: мы — я, Танул и Ордигор, — еще не взялись в полной мере за осуществление задуманного плана, но какие-то шаги уже предпринимали. Не хочу преувеличивать и пытаться кичиться, потому, как и шаги были, выражаясь яснее, уж очень мелкими, но несколько, скажем так, уверовавших в меня уже были. Нет, им не было внушено, что я какой-то сверхчеловек или тот же избранный, но в то же время они стали неотъемлемой частью моего окружения. Окружения, которое не боготворило меня, совсем нет, но и при этом выделяло среди других. А все просто: я им показал силу и интеллект. И того, и другого, опять же, не пытаюсь кичиться, у меня имелось и немного да выделяло среди других. Наверное, для справедливости будет сказано, это были просто самые впечатлительные из числа людей. И, нужно признаться в первую очередь себе, я не видел в них какую-либо дальнейшую опору. Эти люди, эти студенты — они были неудачниками. Самые наивные, не добившиеся чего-то в своем поприще; ничем не выделяющиеся, они, тем не менее, были отправной точкой в деле называемым пропаганда. Это при условии, если взяться за них и научить нужным вещам. Даже самый неумелый и глупый человек с вложенными шаблонами и нужными настройками, которые я сейчас разрабатываю пока у себя в голове, в дальнейшем может составить огромную пользу в общем деле. «Ну», — подумал я к тому, что сейчас только укреплю их веру в меня и шагнул дальше ближе к центру зала. Сглотнул слюну, которая комком прошлась по гортани от волнения, и протер о штаны взмокшие ладони, стараясь на людях как можно сильнее спрятать и не выдавать свое волнение.
В центре меня уже ожидали пару судей и непосредственные участники. Четыре студента, которых, кроме одного того самого, я не знал. По регламенту я сначала должен был сразиться против одного. Этот бой должен был закончиться, как только один сдастся или не сможет продолжать бой. Естественно, по решению судей. В случае моей победы далее следует сразиться уже с тремя сразу, но тут на время, в которое я должен устоять. Пройду все это — первый экзамен пройден.
Один из судей начал объяснять правила, которые я пропускал мимо ушей (все уже изучил), пытаясь полностью концентрироваться на предстоящем событии. Наверное, в этот момент стоило сжать скулы, напрячь шею, чуть приподняв подбородок и пристально смотреть им прямо в глаза — прямо как однажды я увидал в телевизоре, как делали какие-то бойцы смешанных единоборств. Тогда мне это показалось с лишком, но сейчас уже, кажется, вроде бы и действенным способом нагнать неуверенность на своих соперников. Отмел эту мысль. Лучше уж я буду смотреть под ноги, и планировать свой бой. Визуализировать — как это модно называть.
Судья закончил с прелюдией и дал отмашку начинать, предварительно отступив друг от друга на нужное расстояние. Первым, как ни странно, судьба меня отблагодарила, даже не знаю за что, был тот самый осел. И как обычно с надменной мордой. Та радость, что я ощутил, полностью собой заполонила мое настроение, и выбило всякий страх перед боем. Вот настолько он сумел меня тогда довести.
Бой был быстрым. Сам того не ожидая, я выбил его одним ударом. Быстрым, точным, действенным. Может, сыграла то, что он был предвзят ко мне, или, быть может, это все взращенное семя моих тренировок, но я его будто бы смахнул, как назойливую муху.
— Уоу! — вырвался из меня этот восклик уже второй раз менее чем за час.
Удар, несмотря на его лежачее положение, был не сильным, а скорее больше оглушающим, поэтому знак врачевателя дал всем понять, что с ним все в порядке. Лишь небольшие ушибы, да и только. Жить будет!
А вот он уже и сам поднимается на ноги. Правда, под руку его все же сопровождают.
Сам я не наблюдал реакцию других, о чем после пожалел, потому, как надо было насладиться этим, а был занят более, смотря в себя. Это меня, ни больше, ни меньше, вдохновило и вселило радость. Да, именно радость! Такую теплую и нежную, разливающуюся по всему телу; особенно, когда я смотрел на его растерянный и потрепанный вид. Наверное, сам того не понимая, я взращивал сейчас в себе опасные ростки, что в будущем могут мне аукнуться. Но кому, какое дело до разумного, когда вершиться месть и последующая за ним блаженство.
Тем временем, завершила подготовку тройка, как я их охарактеризовал. Эти были сконцентрированы, немного ошеломлены, но все же сконцентрированы. Не подавали знаков нервозности или пренебрежения. О чем-то перешептывались. Видимо разрабатывали и дорабатывали свою стратегию.
Старт! Я первым пошел в атаку, но как только применил свой удар, мне тут же из стороны прилетел контрудар. Наспех сооруженный щит успел погасить почти всю силу, но остатки, не нанеся весомого урона, отбросили меня, подняв в воздух. Глухой удар об землю немного внес дискомфорта, но через пару-тройку секунд я уже стоял на ногах. В ходе боя вскрылась моя главная слабость: полное отсутствие гибкого тактического мышления. То есть, я могу что-то придумать, но на это мне было необходимо усидчивое обдумывающее положение. А вот так, когда сохраняется динамика, мне было сложно. Я и раньше замечал за собой этот недуг, но там было на тренировках, где я провел бой с одним соперникам множество раз, и на дистанции это ощущение пропадало. Сейчас же я был, мягко говоря, растерян. Атаковать действенно не удавалось. Едва я применял это, как прилетало с другой стороны. Уйти в глухую оборону можно было, благо все на время. Кстати, должен был я выдержать пять минут. Ох, время — его так много, когда ждешь! А ждал я конца.
Сноп искр раздался вокруг меня. Так мой щит встретил очередной удар. Спустя две минуты бесконечной кошки мышки я сподобился до одной хитрости: заметил, что один из соперников избрал для себя излюбленным ударом метание огненного шара. Штуки четыре уже успели прилететь в меня. Этим я мог вполне воспользоваться. Все дело в особенности этой магии. Есть категория волшбы, которая, соприкасаясь с чем-то на своем пути, не высвобождает таящуюся в ней энергию, а еще какое-то время сохраняет в себе. То есть, скажем, если пульнуть этим шаром, и он удариться об щит, то он оттолкнется, а не рассеется, и какое-то время еще покатается по земле. Я к тому, что,
