что она перестанет быть тайной.
— Но пока — извини, — сказал Петров.
— Хорошо, тогда как тебе удалось сбежать из штаб-квартиры в Лэнгли?
— Потому что ЦРУ недооценило уровень подготовки советских школьников, которые живут на южной границе СССР, — сказал я. — Шутка. Спроси об этом у ЦРУ, окей? Как правильно уже было замечено, нельзя быть такими самоуверенными.
Глава двадцатая
Свои и чужие. Снова ЦРУ. Домой. Здравствуй, папа!
Реактивный Боинг 707 без приключений доставил нас в Нью-Йорк за пять часов.
Я летел над страной, смотрел в иллюминатор на пушистые белые облака и землю под ними в тёмных пятнах лесов и квадратах полей, расчерченную прямыми нитками дорог и извилистыми — рек и думал о том, что два месяца, которые я здесь провёл, были не такими уж плохими. Да что там, я отлично и с большой пользой провёл время! Несмотря ни на что. Даже жалко, что не удалось нормально попрощаться с Рэйчел, Томом, Мэтом, Дэвидом и всеми остальными. Прямо полюбил я этих людей. В отличие от тех, кто меня выкрал, а затем охотился за мной по всем США.
Что же получается?
Так называемые простые американцы в массе своей ничего плохого мне не сделали (уродов вроде братьев Эвансов не считаем, такие и в Союзе имеются, достаточно вспомнить тех, кто хотел нас убить в горах под Алмалыком). Даже наоборот — помогали много и бескорыстно, поддерживали, были рядом в грустную и весёлую минуту. А вот так называемые «государственные люди» только и делали, что старались побольнее обидеть. Это что же, свойство всех «государственных людей»?
Я покосился на спящих рядом Петрова и Боширова. Как же они? Тоже «государственные люди», а я с ними, можно сказать, дружу.
Так ведь они свои «государственные люди», сказал я себе. А все эти ребята из ЦРУ и ФБР — чужие. Вот и разница. Вспомни Гарад, Западную Коалицию. Свои-то они свои, а всё равно где-то глубоко в подсознании живёт мыслишка, что когда-то их предки были врагами и стёрли с лица земли древнюю Ксаму — столицу Восточного Гарада. Мы, правда, тоже в долгу не остались… То есть, если даже гарадцы, на знамени которых начертаны слова: «Жизнь», «Созидание», «Любовь» и «Защита», бывает, мыслят подобным образом, то что говорить о землянах? В конце концов, сигнальная система «свой-чужой» на протяжении миллионов лет эволюции помогала нам выжить, и так просто её не заглушить. Да и стоит ли? В любой момент обстоятельства могут обернуться таким образом, что она снова пригодится и будет служить верой и правдой. Что доказывает мой собственный пример.
Боинг коснулся колёсами взлётно-посадочной полосы нью-йоркского аэропорта Ла-Гуардия в восемнадцать часов тридцать минут по времени Сан-Франциско.
— Переводим часы, ребята, — сказал Петров. — В Большом Яблоке сейчас половина десятого вечера. Считай, весь континент перелетели с запада на восток.
— В Большом Яблоке? — переспросил я. — Это ты так Нью-Йорк называешь?
— Не я. Все его так называют.
— Первый раз слышу. Но может быть, я слишком мало прожил в США?
— Ладно, уел, не буду выпендриваться. Говорят, нью-йоркцы так его называют.
— Говорят, Нью-Йорк вообще не Америка, — сказал я.
— А вот теперь выпендриваешься ты, — сказал Петров.
— Не спорю, — согласился я. — Выпендрёж на выпендрёж.
Багажа у нас не было, только ручная кладь, поэтому в Ла-Гуардиа мы не задержались — сели на специальный автобус и меньше чем через полчаса были в аэропорту имени Джона Кеннеди.
Уже стемнело. Однако электрического света здесь хватало с избытком.
— Не жалеют буржуи электричества, — вздохнул Боширов. — Ташкент и Москва ни в какое сравнение не идут.
— Советский человек по ночам должен спать, — наставительно заметил Петров. — Нечего по городу шляться.
— Нам и рекламы столько не надо, — сказал я. — Зачем советскому человеку реклама? У него и так всё есть.
— Мне кажется, или я слышу в твоём голосе нотки сарказма?
— Кажется, товарищ майор, — сказал я. — Перекреститесь.
— Наглец, — констатировал Петров. — Товарищ капитан, вы в курсе, что мы имеем дело с наглецом?
— Давно, — сказал Боширов. — С первых минут всё понял. Кстати, об электричестве. Только сейчас дошло. Светомаскировка. У нас до сих пор в подкорку вбито, что она должна соблюдаться. У них, — он повёл головой вокруг, — нет.
— Интересная мысль, — сказал Петров. — Не подумал об этом.
Рейс «Аэрофлота» из Нью-Йорка до Москвы должен был вылетать в двадцать три часа сорок пять минут по местному времени. Регистрация только-только началась.
— Жрать охота, — вздохнул Боширов.
— Ничего, — сказал Петров. — В нашем самолёте покормят. Чай, не буржуи. Ил-62 летит. Отличный самолёт, не хуже Боинга, я летал. А какие стюардессы… Конфетки! — он поцеловал кончики пальцев.
— Когда это ещё будет…
Есть и правда хотелось — на рейсе до Нью-Йорка нас не кормили. Да у них же, наверное, денег нет, догадался я. Валюта и всё, что с ней связано, под строжайшим контролем государства. Поэтому билеты купили самые дешёвые и командировочных — кот наплакал.
— Предлагаю зарегистрироваться и пойти нормально поесть, — сказал я. — Вон хоть в Макдональдс, — я кивнул на зазывно-жёлтую букву «М», видную издалека.
— Потерпим, — сказал Петров.
— Товарищ майор, я угощаю. Примите во внимание, что валюты у меня — девать некуда. В прямом смысле слова. Даже говорить не буду, сколько. Что мне с этими долларами в Союзе делать, солить?
— Сдать придётся. По закону.
— Сдать так сдать. Но пожрать-то нормально мы можем?
— Товарищ майор, — подал голос Боширов. — Считаю, что предложение Сергея прозвучало как нельзя вовремя.
— Как-то это неправильно, — задумчиво произнёс Петров. — Мальчишка угощает двух здоровых мужиков.
— Я бы попросил! Мне шестнадцать лет, могу паспорт показать. Но если вам так уж хочется, будете должны мне кафе-мороженное в Москве, — сказал я. — Годится?
— Другое дело! — обрадовался Петров и потёр руки. — Быстро регистрироваться и — жрать! Только учти, Серый, мы с Тимуром никогда раньше в Макдональдсе не были.
— Фигня, — сказал я. — Доверьтесь мне, и всё будет в лучшем виде.
Три Биг Мака, три жареных картошки, соусы, две кока-колы и один спрайт для Петрова, который решил соригинальничать, три мороженых (два с клубничным сиропом для Петрова и Боширова и одно с черничным для меня), три куска традиционного яблочного пирога и три кофе. С учётом аэропортовской наценки я отдал за всё семь долларов и пять центов.
Свободных столиков хватало. Мы нашли тот, который показался нам удобнее, сели и принялись за еду.
— Вкусно кормят буржуи, — сказал Боширов, первым прикончив Биг Мак с картошкой и принимаясь за мороженое. — Не отнять.
— Недурственно, — кивнул Петров. — Но в чебуречной на Солянке не
