тяжелому дыханию вторит легкий плеск волн.
– УХОДИ! – кричит она отцу, рассчитывая, что от ее крика он очнется и убежит.
Но он не двигается.
И чем ближе она подбегает, тем четче видит лежащее рядом тело, на которое падает яркий лунный свет.
Ее собственное тело.
Окровавленное туловище – в коричневой одежде и серой шкуре медведя. Оторванные руки и ноги валяются рядом и припорошены снегом. Лицо закрыто капюшоном.
Седна действительно ее убила.
Седна уже ее убила. А значит, богиня уже поняла, что отец попытался ее обмануть.
Внутренне холодея, Анэ подбегает к отцу и вцепляется в него руками и ногами, держится за его одежду, оттягивает за собой вниз. Бездыханный отец подчиняется и падает. Крича от напряжения, Анэ оттаскивает его тяжелое тело в сторону, подальше от моря, подальше от обугленной древесины.
И тогда происходят сразу два события.
Отец глубоко вдыхает и освобождается от ее хватки. Одной рукой он отталкивает Анэ так сильно, что она всем телом падает на сугроб.
Из моря восстает Седна. Точно такая же, какой Анэ ее видела в Адливуне. Огромная, морщинистая, вся покрытая мертвыми рыбами и кровью. С ее обнаженного тела рекой стекает прозрачная вода.
Отец начинает оглушающе громко петь. Анэ не осмеливается пошевелиться, оставаясь почти полностью скрытой снегом. Седна ревет, огромные волны обрушиваются на берег, покрывая отца, сугробы, черную древесину и саму Анэ. Через мгновение отец начинает оглушительно кричать, костер разгорается сам по себе – и отец одним резким движением бросает в него буковник. Огонь шипит, расширяется и тут же забирает с собой Седну.
Она издает последний истошный вопль и исчезает.
Анэ опоздала.
Отец медленно отходит от костра и садится на снежную землю. Анэ замирает, не в силах пошевелиться. Она неотрывно смотрит на темную фигуру отца, сидящего рядом, и в душе ее разгораются страх, ненависть, желание спрятаться – и одновременно такая жажда мести, что становится тяжело дышать.
Он начинает хрипеть. Сначала тихо – а потом все сильнее и сильнее. Беспомощно машет руками, пытается что-то прокричать… но все заканчивается очень быстро. Несколько биений сердца – и он заваливается набок, не издавая больше ни звука.
Анэ медленно вылезает из сугроба, отряхиваясь от снега. Костер больше не горит. Анэ опускает взгляд – в снегу лежит неподвижное тело отца с широко открытыми глазами.
Она пытается прокрутить в голове все, что происходило во время ритуала и что произошло теперь. Последнее, что она видела тогда перед смертью, – это застывший отец. Затем Седна убила Анэ. И, как видно теперь, отец оставался неподвижен – возможно, целиком захваченный богиней.
А теперь пришла Анэ и его пробудила. И он смог отправить Седну в будущее, спасаясь от ее гнева.
Понимание ложится на нее тяжелым камнем. Бьет по голове и разрывает сердце. Перед глазами восстает образ Седны – огромного кровавого существа, которое прямо сейчас переносится на двести лет вперед, просыпается в Адливуне и понимает, что ее обманули. Перенесли в будущее. Она разозлится на весь мир, выпустит духов, а потом и убьет всех ангакоков.
И начнет все, что Анэ так отчаянно пыталась предотвратить.
По телу проходит дрожь. Сила внутри отчаянно пульсирует, словно пытаясь пробудить Анэ. Но она неподвижно стоит в снегу и смотрит на мертвого отца.
Который умер, перемещая Седну в будущее, – чтобы избежать ее гнева, спрятать куда подальше и оставить свою душу в костях и никогда не попасть в Адливун.
По крайней мере, так он думал.
Анэ медленно подходит к отцу. Нависает над его безжизненным телом. Вспоминает все то, что неизбежно случится: разрушенные дома, погребенные под камнями люди, шрам Апитсуака, девочку в пещере, кровь в ногах Тупаарнак. Во всех подробностях. Она заставляет себя вспоминать, сжимая кулаки и стискивая зубы, вспоминать лицо каждого мертвого человека. Каждый камень, который она опускала на их тела. Багровый дом и череп отца, приказавший ей убить Седну.
И начинает пинать. Сначала легонько, словно проверяя, точно ли отец мертв. Его послушное тело поддается любым ее касаниям.
Чувствуя, что отец точно не причинит ей вреда, Анэ опускается на колени и всю свою силу вкладывает в кулаки. Бьет его по щекам, по плечам, по шее. Очередным ударом она ломает нос, и хруст, прозвучавший после, окончательно заставляет ее потерять остатки прежней Анорерсуак.
Теперь это Анэ. Взрослая и злая. Плохо видя из-за выступивших на глаза слез, Анэ бьет и бьет его по лицу. Превращает лицо в кровавое сломанное месиво. Бьет, пока руки не отказываются подниматься, а кулаки разжимаются сами по себе. Боль, страх и ненависть, копившиеся в ней годами, теперь выходят из тела и освобождают душу.
Перед глазами Анэ восстает не мертвое тело, а строгое, почти свирепое лицо отца, когда тот проводил очередной ритуал. Нависал над больным человеком, который зачастую даже не мог ничего сказать, – и вел его на верную смерть.
Она избила его ради всех, кого он погубил. Ради всех, кто неизбежно умрет или пострадает через двести лет. Ради маленькой Анорерсуак, что боялась и верила.
И когда у нее совсем не остается сил, она ложится рядом с изуродованным телом отца и молча смотрит наверх. Небо все такое же – оно равнодушно смотрит на них свысока, и даже время его никак не изменило. Луна яркая, едва ли не ярче солнца. Анэ закрывает глаза, пытаясь дышать глубоко и часто, но вместо этого лишь дрожит и покрывается мерзкими мурашками.
…Как только Анэ чувствует, что силы вновь наполняют ее тело, она встает. Отряхивается от налипшего на одежду снега и вновь обращается взглядом к отцу. Равнодушно, без единой мысли в голове, хватает его за ноги и медленно оттаскивает к морю.
Руки, которыми она хватает отца, неприятно зудят. Из-под анорака выглядывают розовые шрамы, оставленные Седной. Анэ старается ни о чем больше не думать и просто дотащить тело до моря.
Волны медленно, лениво бьются о камни – так тихо, словно ничего и не произошло. Анэ оставляет там отца, с облегчением наблюдая, как он полностью скрывается под черной водой. На мгновение ей хочется, чтобы так же можно было поступить со шрамами – раз, и скрыть в море, и никогда их больше не видеть.
Анэ отходит к берегу, наклоняется к затухшему костру, поднимает каждую из обугленных деревяшек и отправляет в море – на этот раз просто кидает в воду настолько далеко, насколько хватает сил.
Наконец она подходит к своему разорванному телу. Глядя на беспомощно раскиданные руки и ноги, на покрытое кровью туловище,
