— Бздыньк. — Ответил ему Волшебный Меч Лга’нхи, врубаясь одним из своих перьев, куда-то в область скулы врага.
Меч пожалуй разнес бы голову в клочья, если бы аитотеек, в последнее мгновение чуточку не отдернул голову. — Резкий малый. …Был. Второй удар, превратил его затылок в крошево.
И понесло-о-ось!
Пришлось использовать нашу старую тактику, которую мы практиковали с названным брательником, когда путешествовали вдвоем. В смысле, — он убивает врагов, а я спасаю собственную жизнь и жду подмоги.
И когда на тебя наваливаются двое опытных ребят с длинными копьями, сделать и то и другое, становится крайне непросто.
Хорошо хоть, стремительное нападение Лга’нхи, дало мне несколько мгновений, на то чтобы придти в себя. Что ни говори, а эта дылда свое дело знал, и сумел угрохать двоих, еще до того как остальные аиотееки опомнились. До сих пор удивляюсь, как стремительно может двигаться эта огромная туша.
А вот наш юный коллега, явно зевнул, и ему всадили копье в горло, почти в самом начале заварушки.
Я же успел отпрыгнуть к какому-то заборчику, прикрывающему мою спину, и изготовить протазан к бою.
А дальше, началась свистопляска. Победить я особо и не мечтал. — Лишь бы остаться в живых до прихода подмоги. Так что просто отмахивался протазаном от тычущихся в меня бронзовых наконечников, даже не думая переходить в контратаку.
Я бы и дальше не думал, если бы один из моих противников не проскользнул своим сапогом по влажной глине, и не раскрылся для стопроцентного удара. Сработал нарабатываемый годами рефлекс. — Я сделал выпад, и быстро отскочил влево.
Как оказалось, недостаточно быстро, — вражеское копье второго противника, ударившись об одну из пластин панциря, соскользнуло в сторону, пропоров слой бычьей кожи, и вошло куда-то в бок.
Накачанный адреналином организм, почти не почувствовал боли, однако мозг, принявший с годами, под многочисленными ударами вражеского оружия, форму боевой вычислительной машины, — оценил эффект, просчитал время, которое отпустило мне на бой, обильно выливающаяся из пореза кровь. И велев максимально ускориться, — швырнул в атаку.
Моим единственным козырем, был протазан, все возможности которого, мой противник явно не знал. Я ринулся вперед, стараясь за оставшиеся мне мгновения, сжечь все запасы своих сил, лишь бы достать противника.
Удар сверху в лицо. Враг подставляет копье. Зацепив его краем топорика, и слегка повернув, чтобы зажать вражеское оружие, тяну на себя. Враг естественно сопротивляется.
А теперь, то что отрабатывал уже тысячи раз. — Быстро отпустить захват, и пользуясь тем что противник продолжает по инерции отжимать мое оружие в сторону, — перекинуть протазан ниже вражеского копья, и ударить, одновременно смещаясь в сторону. Почувствовать что попал. Упасть на колени.
…Последнее я не отрабатывал. Как-то само получилось.
У-у-у…А-а-а… Как же больно! Вам сволочи сапоги тачать, а не людей зашивать! *лять, *лять, *лять… Ты Кор’тек где так иглой учился работать? — Сшивая шкуры для лодок? Так меня не надо «как можно крепче». Меня надо «чтобы края раны сошлись». Тебе волю дай, ты еще сверху шов горячим смоляным варом промажешь, чтобы вода не протекала. У-у-у *лять…
…Нет, сам конечно виноват. И что в наглую полез в поселок. И что, чувствуя свою вину, более-менее грамотных ранозашивальшиков, отправил к Лга’нхи.
Брательнику в этой заварухе тоже досталось. Как никак, он один против восьмерых дрался, и пятерых сумел уложить, до того как прибежали наши, привлеченные звуком боя, и снесли своей массой остатки наших обидчиков. …Кажется, под горячую руку, и кому-то из местных досталось.
Правда у Лга’нхи, раны больше поверхностные. — Он так крутился и вертелся по полянке, круша супостатов, что никто из них так и не смог изловчиться нанести концентрированный удар, который смог бы пробить панцирь. Потому-то и пострадали в основном только незащищенные конечности. — Так что, — четыре «царапины» на ногах, две на правой руке и одна на левой. А еще штаны в клочья. А на такого дылду, новые, хрен отыщешь.
Так что брательника сейчас тоже штопают, аж в четыре руки. Вик’ту от войска ирокезов, и Завгур, — представитель бородокосичников. Как раз напротив меня брательник сидит, и еще этак ухмыляется, изображая что ему все нипочем.
А за меня, ничтоже сумнящеся, взялся сам Кор’тек, за которым, между прочим, раньше никаких лекарских наклонностей не замечалось. И чую я, после его основательной штопки пупок у меня сместится вправо сантиметров на пять-десять. А вся грудь и живот, пойдут неприятными косыми складками.
— Ну вот… Все пришил. — Довольно заявил Кор’тек, отваливаясь от моей скорбной тушки, как сытый вурдалак, от обескровленной жертвы. — Как ты и велел, — примочкой этой твоей протер, пылью присыпал, и мазью замазал. Ща еще тряпкой замотаем, и будешь в порядке.
…Ты уж извини Дебил… — Вдруг виновато понурился наш адмирал. — Я ж те лодки-то видел, и должен был догадаться что чужие они, ан, вон оно как получилось. Ты сразу в поселок пошел, а я… того значит…
— Лодки? — Удивленно переспросил я, поскольку вприпрыжку торопясь обуть свежих лохов, на такие мелочи, как какие-то лодки, внимания не обратил.
— Ну да, — чуток в стороне стояли. — Пояснил Кор’тек. — Я же сразу понял, что их не местные делали. — И носы у них чуток другие, и доски над бортами нашиты. И весла закругленные. Да вот как-то не подумал, что это аиотееки на таких плавают.
— Хм… Лодки?!?! — Глубокомысленно произнес я, и мне внезапно жутко захотелось изучить плавсредство аиотеекского производства. Я даже предпринял попытку подняться на ноги, но жуткая боль в боку, едва не лишила меня сознания. Этот сучара-аиотеек, видать свое копье вообще не точил. Оно не столько резало, сколько продирало себе путь в человеческой плоти. Разгильдяй! Хотя с другой стороны, — окажись оно заточенным как бритва, может ребра и не устояли бы под его напором, и рана оказалась куда тяжелее.
— А что в лодках? — Утомленно опадая обратно на левый бок, поскольку правый и часть спины горели огнем, спросил я у нашего адмирала, даже не сомневаясь, что он уже успел сунуть свой нос в чужие закрома.
— Так канаты гок’овые. — Довольно расплылся в улыбке Кор’тек. Все восемь лодок ими доверху набиты. Это ж богатство-то какое!!!
— Хм… Аиотееков было десять, лодок восемь. И набиты канатами. — Не аиотеекские эти лодки. — Уверенно заметил я. — Это аиотееки ходили дань собирать с тех племен, что канаты такие делать умеют.
…Ты бы, кстати, поставил возле них охрану. А то ведь, наверняка, аиотееки не сами гребли. Так что не успеешь чухнуться, как гребцы попрыгают в свои лодченки, да и дадут деру. …Местного старосту расспроси, — пусть всех чужаков, (в смысле, — помимо нас), в селении укажет.
— Прибить надо гадов!!! — Воскликнул Кор’тек, пораженный мыслью, что кто-то может упереть, его честно награбленное имущество.
— Пока не надо. Просто сгони в кучу, разоружи, и свяжи на ночь. …Да, парочку их самых старших, приведи ко мне, поговорить. …Только не сейчас. Сейчас чегой-то я…
Хрясь… — Очнулся я от мощной оплеухи. …Которую, к счастью, схлопотал кто-то другой.
— Да я тока поссать… — В голосе сказавшего это, булькал коктейль из ярости, неуверенности, обреченности и страха. Да и сами слова я разбирал с некоторым трудом, из-за какого-то цокающего акцента. Что-то вроде — «Да я-ц тоцка поццать».
— Шаман сказал что с тобой поговорить хочет. — Ответил ему приглушенный шепот.
— Да он же так еще с полудня лежит. А я тока… Мне бы по-быстрому.
— Сиди. Шаман сказал…
— Сказал… сказал… — Говорящий кажется уже понял что настаивать на своем бесполезно, однако бурчал чисто из самоуважения. — Убудет что ли от него, если я поссать схожу, пока он без памяти лежит?
— Поговори у меня. — Ответил охранник уже куда более добродушно, видать поняв что явного неповиновения ему не окажут. — Еще неизвестно, без памяти ли он лежит, или где еще обретается… Ты нашего шамана не знаешь. Знал бы, — навеки ссать от страха разучился.
— …Напугал. У меня у самого, двоюродный дядька шаманом будет. Он мне такие амулеты сделал.
— Против нашего, никакие амулеты не помогут. — Теперь голос просто сочился самодовольством. С такими интонациями обрюзгший дядечка-«спортсмен», беременный изрядным пивным животиком, сообщает о победе любимой команды, за которой он наблюдал лежа на диване перед телевизором. — …Он поговаривают, и не человек вовсе!!!
А кто ж тогда? — Любопытство, и страсть почесать языком, на моих глазах, стремительно сметали все межплеменные, сословные и прочие барьеры.
— А кто же его знает? — Ответил, явно настроенный на долгую приятную беседу, голос. — Потому что родился, он говорят, белым теленком, а человечий вид тока потом принял. Во как!!!
