Внутри были два примерно одинаковых отделения. В верхнем лежали какие-то документы, придавленные семизарядным кольтом, а в нижнем — пачки денег, перехваченные резинками: три по сто двадцаток, две — десяток и одна — пятерок. Всего восемь с половиной тысяч. Моя доля составляла три тысячи четыреста долларов, о чем я и сказал помощнику, который, пока я работал, сидел и курил молча, а увидев деньги, подошел к сейфу.
Я отобрал по пачке двадцаток, десяток и пятерок, отслюнявив из последней двадцать купюр к оставшимся деньгам и сказал:
— Ствол тоже заберу.
У меня во внутреннем кармане пальто привычный парабеллум, купленный в магазине, но он «отстрелянный», пуля и гильза хранятся в полиции, а из кольта можно будет шмалять, не боясь, что выйдут на меня.
— Как хочешь, — сказал помощник, достав из кармана черный тряпичный мешок и сложив в него остальные деньги и забрав документы из верхнего отделения.
Я подумал, что они могут стоить дороже всего остального, но за них уж точно схлопочешь пулю. Может быть, они нужны Роберту Макбрейну, чтобы отомстить за свое увечье. Не мое это дело, пусть сами разбираются. Я сложил инструменты и свою часть добычи в саквояж, закрыл сейф и на всякий случай протер газетой, а также пол возле него и столешницу, после чего выключили свет и вышли из здания. Там все еще ветрюган кружил снежинки в вальсе в закутке у здания. Помощник помигал фонариком — и буквально через пару минут возле нас остановился «форд».
— На вокзал, — приказал помощник водителю.
Я был готов к подляне, но ничего не случилось. Меня высадили ровно на том же месте, где и забрали. Я зашел в здание вокзала. Там было пустовато. Время уже почти полночь. Я, как договаривались, позвонил из таксофона Роберту Макбрейну.
После долгой паузы услышал старческое:
— Хелло.
— Спокойной ночи, Боб! Спи до восьми с половиной! — пожелал я.
Пожелание обозначало успех мероприятия, а время — сумму добычи. Видимо, своим старым корешам он доверял не на все сто процентов, как и положено стопроцентному янки.
— Это хорошо, — без эмоций молвил он. — Звони, когда будешь в Чикаго.
Я вышел на площадь, убедился, что «форда» не видно, пошел к своей машине. Пока прогревался двигатель, спрятал, протерев, кольт под резиновый коврик в багажнике (кто-то подкинул!), придавив саквояжами с инструментами и одеждой. Скомканную газету швырнул в каменную мусорную урну в виде тюльпана, а отмычки из велосипедных спиц — в снег на газоне.
По пустынным улицам выехал за город на трассу номер шестьдесят шесть и покатил в Сент-Луис. Я выспался днем, а сейчас мало машин, можно давить педаль газа в пол. Хотелось побыстрее и подальше убраться от места преступления.
106
Сент-Луис — независимый город, не входит ни в один округ, гуляет сам по себе. Не знаю, какие преимущества ему дает этот статус. Для меня он хорош тем, что не находится на территории штата Техас. Украденные деньги надо хранить в разных местах. Первым мне подвернулось отделение «Городского национального банка и трастовой компании». Вооруженный охранник внутри у входа, большой операционный зал, шесть окошек для обслуживания клиентов. Половина их была свободна. Я подошел к окошку, за которым сидела девушка с приятными внешними данными, если не сказать красивая.
— Можно у вас открыть срочный вклад? — поздоровавшись, спросил ее. — Хотел перебраться к вам на жительство, но не срослось.
— Конечно, можно! Мы рады любому клиенту! — произнесла она, одарив ослепительной улыбкой. — Какую сумму желаете вложить и на какой срок?
— Три тысячи, а вот со сроком пока не определился, не знаю, как скоро понадобятся, — отвтеил я. — Вдруг у вас опять появится интересное предложение⁈
— Если на год, то будете получать три процента, на три — три с четвертью, на пять- три с половиной… — начала перечислять она.
Разница была настолько незначительной, что я решил остановиться па одном годе с возможностью автоматического продления на тот же срок, если не предупрежу заранее. Выгоднее было бы вложиться в облигации или акции, но у меня в мыслях был переезд в Европу, подальше от американских и каких бы то ни было других налогов.
Девушка пересчитала двадцати и десятки и улыбнулась мне еще ослепительнее. Наверное, прикинула, как бы промотала их, став моей женой. Увы, оставаться в Сент-Луисе у меня не было планов, даже ради такой красотки.
Я с трудом дотянул до Спрингфилда, где в три часа дня снял за семьдесят пять центов номер в мотеле на северо-восточной окраине. Ехать полуспящим через город не решился. Хозяин мотеля, вертлявый и болтливый мужичок лет сорока, взял ключ от третьего номера и сам прошелся и открыл его, допытываясь, кто я, откуда и куда еду. Такое впечатление, что, если не узнает, не заснет.
— Коммивояжер. Еду из Нью-Йорка в Даллас, — ответил я.
— А что продаешь? — продолжил он допрос.
— Червячные прессы, чтобы червяков для рыбалки изготавливать, — серьезно ответил я.
Он оказался не настолько глуп, как я думал, сразу отвалил, обиженно сжав великоватые губы. Закинув в номер саквояж с одеждой, сходил через дорогу в заведения общепита. Они по всей стране одинаковые. В одной части впритык столики на четверых с неподвижными скамьями по обе стороны, во второй — стойка и за ней кухня, заказы передаются через большое окно. Обычно один человек в зале работает, второй за стойкой и третий и порой четвертый — на кухне. Это или члены семьи, или близкие родственники, или, на худой конец, соседи по улице. Пышная дама лет тридцати посмотрела на меня с любопытством. Видимо, слишком я не похож на двух водителей, которые ели за ближним от двери столиком. Их тентованные грузовики стояли возле входа.
— У Клайда остановился? — спросила она.
— Да, — подтвердил я. — Правильное имя ему дали: убивает занудством.
Клайд и Бонни — сладкая парочка грабителей-убийц — национальные герои Пиндостана.
Пышная дама улыбнулась и предложила взамен традиционной яичницы с беконом местное блюдо слингер — свиную котлету с жареной картошкой, чили с фасолью, тертым сыром, мелко нарезанным свежим луком и острым соусом — и пиво «Абраксас» — стаут на бобах какао, ванили и прочей гадости. Кстати, название в честь бога секты ранних христиан-гностиков (умников), общавшихся с ним напрямую. Наверное, поэтому у Абраксаса была петушиная голова, человеческое туловище и змеи вместо ног. Слингер я взял, а от пива отбился, заменив на чай без молока и пирог с вишневым вареньем. Слопав все, доплелся до своего номера, принял душ и завалился спать.
Проснулся в пятом часу утра. За окном было темно. С теплой крыши срывались и звонко разбивались об асфальтную дорожку капли растаявшего снега, начавшего падать, когда я после трапезы шел к мотелю. По трассе изредка проносились грузовики, желтовато-бледный свет фар которых быстро перечеркивал окно. В такую рань в голову лезут грустные мысли. Америка надоела, а в Европе война, которая закончится только через пять месяцев. Потом будет медленное восстановление, возвращение к прежнему образу жизни. Так что в ближайшие годы там делать нечего. Хотя в Швейцарии даже сейчас, наверное, все хорошо. Только вот ехать туда не хочу. Представляю, как встречу на улице свою бывшую жену-старушку — и все приятные воспоминания превратятся в перезрелую тыкву.
Я побрился, умылся, оделся. Закрыв номер, положил ключ снаружи под окном конторки, в которой, положив голову на стол, спал ночной портье — молодой парень, то ли сын Клайда, то ли наемный работник. Улицы Спрингфилда были пусты. Только в одном месте увидел старичка, который лопатой из куска фанеры с рукоятью сгребал остатки недотаявшего снега на проезжую часть с тротуара возле своего одноэтажного дома с лужайкой.
Вскоре я выехал на трассу Канзас-Сити — Даллас и притопил, чтобы застать литературного агента в офисе. С часу до трех он находился дома. Бизнес бизнесом, а обед по расписанию. Хоть кто-то не похож на янки больше, чем я.
