пожалеет, да и людей пожалуй найдёт. Надо всё это хорошенько обдумать.
Занятый своими мыслями я не обратил особого внимания на то, что собеседники мои, молча, но многозначительно переглянулись и Мещеряков снова спросил:
— А что ещё ты предложил Его Величеству?
— Да сущий пустяк, но Его Величество к этому предложению отнёсся пренебрежительно, хотя как мне представляется, что оно гораздо прибыльнее добычи алмазов.
— А по конкретнее, — подал голос Дурново.
— Бензин! — предельно кратко и вполне конкретно сообщил я.
— Бензин? Это тот, что в аптеках продают? — произнёс Мещеряков.
— Продают, — согласился я. — Но по чуть-чуть, а тоннами выливают в ямы не зная, куда его деть. Пока выливают! Через год-другой начнут продавать и не дёшево. Я, например, уже сейчас купил бы несколько тонн.
— Да зачем он тебе?
— А на чем по вашему работают моторы паралётов? — спросил я
— На спирту! Я специально интересовался, — сообщил Мещеряков.
— На смеси спирта и бензина, — поправил я Его Превосходительство. — Но могут работать и на одном бензине и, пожалуй, даже получше, чем на спирту. И моторов работающих на бензине будет миллионы буквально через несколько лет. Так что господа скупайте бензин, а лучше стройте нефтеперерабатывающий завод и станете миллионерами.
— А сам чего такой завод не строишь? — насмешливо спросил Дурново.
— Нет у меня пока таких возможностей. Кроме того какие — никакие нефтеперегонные заводы уже существуют и быстро совершенствуются, а самолёты, в ближайшие десять лет, кроме меня вряд ли кто построит. Знаете, хочется к войне с японцами успеть нормальные боевые самолёты сделать. Да немного навалять самураям.
— Так ты всё — таки считаешь, что война с Японией будет? — спросил меня Мещеряков.
— Обязательно будет! Вот только железную дорогу до Владивостока дотянем, так сразу англичане начнут Японию к войне с нами подталкивать и готовить.
— Ну и какая тут связь? — недоумевающе спросил Мещеряков.
— Он хочет сказать, что окончание строительства железной дороги будет означать, что укрепившись на Дальнем Востоке, мы, по мнению англичан, можем двинуть и в Индию. А без Индии Англия быстро перестанет быть самой великой страной мира, — сказал Дурново.
— А она значит самая великая? — скептически поинтересовался Мещеряков, видимо испытывая к англичанам неприязнь.
— А ты спроси любого англичанина и он тебе скажет, что Англия величайшая страна и только англичане люди цивилизованные, а все остальные в лучшем случае полуварвары или дикари. Вот ты, например, варвар и дикарь, потому что русский. — засмеялся Дурново.
Понаблюдав за пикирующимися полицейскими начальниками, я решил, что мне пора сваливать, но помня наказ императора обратился к Мещерякову:
— Ваше Превосходительство! Мне Его Величество приказал вспомнить ещё что-нибудь полезное, ну и записать. Так вот можно ли воспользоваться той комнатой, где я писал свои записки. Удобно знаете, никто не мешает и сейф там есть. Будет куда написанное сложить.
Снова переглянувшись, Дурново с Мещеряковым уставились на меня. Наконец Мещеряков произнёс:
— Разумеется можно. Ты прямо сейчас хочешь начать писать?
— Нет, что вы! Завтра в девять и начну. А пока погуляю по городу подумаю о чём писать. Разрешите идти?
Не дожидаясь разрешения встал, слегка поклонившись, несколько зависшим от моей наглости, чиновникам и направился на выход. А что! Могу себе позволить! Можно сказать с самим царём по-дружески беседую. Подходя к двери услышал:
— А ну стой!
Остановился и повернулся к ухмыляющимся приятелям.
— Однако ты, братец, наглец! Высечь бы тебя, но Его Величество запретил телесные наказания. Ладно можешь идти, — оставил за собой последнее слово Дурново.
Мажоры (от слова major; грубо говоря, переводится как «вышестоящие») — это сленговое выражение, используемое в Советском Союзе и постсоветских странах для обозначения детей из привилегированных семей, которые пользуются своими врожденными привилегиями (кумовство, клановость, избегают заслуженного наказания и т.д.), зачастую высокомерно и оскорбительно.
Я не обманывал полицейских чиновников, когда говорил, что хочу прогуляться по городу и подумать. Вот и сейчас я не спеша шёл по проспекту и, не слишком обращая внимания на архитектурные достопримечательности, размышлял. А размышлял я над тем, что меня подвигло дерзить и нарываться на неприятности в разговоре с высшими полицейскими чинами.
Надо сказать, что и в прошлой жизни случались со мной казусы, когда я высказывал своему начальству нечто не слишком лицеприятное. Довольно часто после этого меня ставили на место и даже, раза два пришлось увольняться, но я всегда старался докопаться до причин этих своих эскапад и найти им хоть какое-то объяснение.
Вот и сейчас я пытался понять, что на меня нашло. Ведь это Мещеряков со своим начальником вытащили меня из медвежьего угла в столицу. И это с их подачи меня принял и выслушал сам царь-батюшка. Правда и я тоже не сидел на печи, как Емеля, дожидаясь чуда, интенсивно шевелил лапками под водой. И вот на тебе — нахамил своим «благодетелям». Хотя «нахамил» — это слишком громко сказано. Подумаешь, ушёл без их высокоблагородия разрешения. Я им не подчинённый.
Гуляя, я не слишком обращал внимания на прохожих. Так взглянешь мельком на сплошь бородатые и усатые лица, да и пройдёшь мимо. Один раз всего узрел в одном из идущих навстречу нечто мне знакомое, но сразу не вспомнил, где я мог видеть этого молодого рыжеватого господина. И лишь когда он прошёл мимо, меня как ударило. Ведь это же Ленин! Нет, ну какой Ленин? Всего лишь Владимир Ульянов! Я даже остановился и посмотрел ему вслед.
Собственно, если это Владимир Ильич, то, что он сейчас делает в столице? Вроде он должен быть не то в Казани, не то в Симбирске, а может даже в тюрьме сидеть и молоком между строк указания своим товарищам по борьбе писать. Ну не интересовался я биографией молодого Ильича! Да и скорее всего прохожий этот вовсе и не Ленин. Похож просто.
Но, тем не менее, встреча эта мозги мне прояснила, и я понял, отчего я так себя повел с их высокоблагородиями. Я ведь уже устал им твердить о будущей революции и угрозе истребления российского дворянства как класса. Ладно бы только дворянства, но и простому люду достанется по полной. Но все мои усилия как-то донести эту информацию до правящей элиты натыкаются на какую-то ватную стену неверия и недопонимания. Вот и поднакопилось обид. Хотя с другой стороны понять-то