их можно. Ну, кто я такой для их высокородий? Какой-то хрен с бугра, а тоже пророчит!
Осознав всё это я, даже сплюнул от злости. Да гори оно всё ясным огнём! Но, похоже, плевался я зря! Как на зло, в это самое время из-за угла вывалила весёлая компания подгулявших вояк. А поскольку я так и не удосужился разобраться в их званиях, решил, что это поручики или корнеты. И были они в той стадии опьянения, о которой сказано у Козьмы Пруткова:
'Что бы нам, господа, взять по хлысту,
Постегать прохожих на мосту'.
Читал я о таких развлечениях господ офицеров в двадцатых годах девятнадцатого века. Моста вблизи не было и прохожих было не густо, зато попался я, «занюханный штафирка», посмевший плеваться в присутствии господ офицеров.
— Ты что каналья плюешься здесь, как верблюд бухарский? — схватил меня за плечо шагавший впереди крепкий брюнет с щегольскими усиками и мутноватыми злыми глазками.
Я сбросил с плеча его руку и холодным печёринским тоном возвестил:
— Вы пьяны, милейший! Проспитесь!
После этого я ожидал благородный вызов на дуэль, прямо как в кино. Но видимо я чего-то не до конца понимал в благородстве господ офицеров девяностых годов девятнадцатого века.
— Что! — взревел поручик или может он вовсе не поручик, а корнет.
Нет, судя по гонору всё-таки поручик. И пока я размышлял о видовой принадлежности данной особи мужского пола, тот ловко и без замаха двинул кулаком мне по зубам. Ну как двинул? Скажем так — хотел двинуть! И в его действиях чувствовался опыт и сноровка, видимо натренировался на нижних чинах. Но я то — не нижний чин. Успел среагировать и чуть отклониться, но не до конца. Кулак больно скользнул мне по уху и сбил с головы шляпу.
— Ах ты сука портупейная! — впадая в боевой раж, завопил я и, снизу врезал ему в челюсть, которую он не удосужился хоть как-то защитить.
Под моим кулаком что-то треснуло, и мой визави грохнулся на мостовую, раскинув руки. Трое его дружков пребывали в ступоре. Я решил воспользоваться этим и смыться, но сбежать мне не дали. Противники мои быстро опомнились и принялись довольно умело обрабатывать меня кулаками. Я, как мог, отбивался, но это были не полудеревенские барнаульские шакалята, а тренированные бойцы. Меня спасало пока, то что, будучи не совсем трезвыми, они большей частью мешали друг другу, поскольку каждый из них хотел непременно врезать мне по физиономии. Я же старался физиономию свою защищать и по возможности ответить.
Но как сказано в одной хорошей книге — «всему прекрасному приходит конец». С двух сторон послышались трели полицейских свистков, заставившие моих оппонентов умерить пыл, перестать махать кулаками и переглянуться. Похоже, им тоже не улыбалось попасть в руки полиции, но их лидер сейчас был в бессознательном состоянии, и команду на организованный отход дать было не кому. Пришлось брать ситуацию под контроль.
— Ты и ты, — указал я на двух менее пострадавших. — Хватайте своего товарища и ходу, пока не замели! А ты фуражки подбери и тоже смывайся.
С этими словами я подхватил свою тросточку, шляпу и кинулся в переулок. За мной забухали сапоги и господ офицеров. Двое тащили павшего героя, который уже начал приходить в себя и не совсем уверенно перебирал ногами.
— Давайте сюда! Здесь проходной двор, — указал прихрамывающий третий участник побоища на какую-то щель между домами.
Свернув туда и пробежав по двору, вышли на тихую улочку. Свистков слышно не было, и никто нас не преследовал. Скорее всего, и городовым не слишком хотелось иметь дело с господами офицерами и потому нам позволили удрать.
— Стойте! — скомандовал я.
Те, видимо привыкшие подчиняться своему лидеру, послушно остановились. Я подошёл к еле державшемуся на ногах вояке и осмотрел.
— Рот открой! — тот, опешив от моей наглости, открыл рот.
— Так, вроде, челюсть не сломана! — констатировал я данный медицинский факт. Спросил, — Тошнит?
Поручик мотнул головой и скривился.
— Похоже, сотрясение у него, — поведал я заторможено смотревшим на меня господам офицерам.
— Вы его непременно доктору покажите! — сказал я и добавил: — Прощайте господа! Надеюсь никогда больше с вами не увидеться!
Догнав проезжающий мимо пустой экипаж, вскочил в коляску и, ткнув тростью кучеру в спину, приказал:
— Гони любезный! Трёшку дам!
Тот, воспрянув от дремоты, хлестнул лошадку, и мы, довольно резво, стали удаляться от пребывающих в недоумении господ офицеров. «Вовремя смылся», — подумал я, ощупывая языком зубы и разглядывая сбитые костяшки на кулаках. Блин! «Перчатки специальные надо пошить что ли».
— Куда дальше, барин? — повернулся ко мне кучер, переводя лошадку на шаг.
— Давай до ближайшей аптеки, — указал я направление.
Кучер ухмыльнулся в дремучую бороду и сказал:
— Эк тебя, барин, отделали. Ты кровь-то с морды оботри, а то напугаешь аптекаря-то.
Дискутировать с наглым кучером я не стал и, признав его совет своевременным, достал носовой платок и приложил его к рассеченной брови. Чёрт! Давно мне так не доставалось! Последний раз ещё в той жизни. Однако здоровые лоси эти господа офицеры. Если в армии все такие, то за безопасность Российской империи и государя-императора можно не беспокоиться.
Вот и аптека! Выдал кучеру рубль, приказав дожидаться, зашёл. Аптекарь, чернявый мужчина лет сорока, к моей покоцанной физиономии отнесся вполне равнодушно и вату с одеколоном выдал беспрекословно. Предоставил в моё распоряжение даже зеркало. Быстренько приведя себе в более-менее благообразный вид, я рассчитался с невозмутимым аптекарем и вышел к терпеливо ожидающему обещанных трёх рублей водителю лохматого транспорта. Назвал ему адрес дома находящегося от гостиницы за два квартала и по приезду выдал довольному кучеру ещё два рубля.
Зайдя в свой номер и посмотревшись в зеркало, решил, что стоит навестить Савватеевну. К счастью, знахарка оказалась на месте и, оглядев меня, усмехнулась:
— Вижу, что своей смертью ты не помрёшь! Проходи, садись на стул.
Минут пятнадцать она колдовала над мой физиономией, втирая какие-то мази, что-то бормоча себе под нос. Наконец приклеила нечто похожее на лейкопластырь на повреждённую бровь и дала выпить какое-то горькое пойло, от которого меня пробило на зевоту. Потом ещё раз, осмотрев меня, отправила спать.
На следующий день я никуда не пошёл и чуть ли не весь день провалялся в постели в надежде, что полученные мною от господ офицеров синяки станут стараниями ведуньи не так заметны и
