— Ладно, — кивнул головой Фролов. — Что дальше?
— Дальше — езжайте домой, отсыпайтесь. Я пойду готовиться к встрече рассвета. Встречу, порадуюсь. Приведу дела в порядок. Все остальные деньги передам в фонд по исследованию раковых заболеваний. Плюс нацежу пробирку собственной крови и от анонима вышлю ее для изучения. Думаю, это тоже им поможет. Самый глубокий сон вампира в летнее время — примерно в три часа дня. Значит, в два вы должны быть наготове. К этому времени я его найду. Приспособления для вскрытия металлических дверей не нужны — я залезу к нему через окно и открою вам изнутри. Ну и… Телефон не выключайте.
Он встал, поправил складки плаща, протянул ладонь с узкими длинными пальцами для пожатия. Петрович тоже поднялся.
— До завтра! — сказал барон.
— До завтра! — ответил Фролов и пожал его руку.
Она была холодна, как лед.
Когда барон ушел, Роман посмотрел на часы и схватился за голову. В девять надо быть на месте, выслушивать крик Слепчука. А еще нужно, очень нужно, перед таким важным завтрашним днем поспать.
— Я — домой, — сказал он Кристине и жестом показал официантке — «несите счет».
— А можно я с вами?
— Как это? — опешил следователь.
Девушка опять захлопала ресницами — казалось, вот-вот расплачется.
— Я одна боюсь, — произнесла она.
— Так езжайте к кому-нибудь.
— В три часа ночи?
— Но вы же слышали, что сказал барон — до завтра граф не появится.
— Сказал барон? А вы видели, что показал граф?
Так к Роману еще никто не навязывался. Хотя почему навязывался — нечего себе придумывать то, чего нет, дурак! Девушке на самом деле страшно!
Расплатился, встал из-за стола.
— Ладно, езжайте следом. Я живу на Удальцова.
— Нет, я машину брошу здесь. Во-первых, я выпила, во-вторых, убийца видел меня в ней. Пока это все не кончится, я к ней не подойду.
— Ну, тогда прошу со мной.
Сели в «десятку», быстро поехали по пустой Москве.
— И что вы обо всем этом думаете? — после долгого молчания спросила Кристина.
— Наверное, то же, что и вы. Голова кругом.
— И у меня.
Через третье кольцо на Мосфильмовскую, потом на Мичуринский — доехали за пятнадцать минут. Пристегнувшаяся, как положено, девушка на каждой кочке вжималась в кресло, а правой рукой крепко схватывала ручку двери. То ли не привыкла передвигаться в дребезжащей жестянке, то ли ее пугала скорость.
Мысли, быстро мелькавшие в мозгу майора, были объяснимы. Окажутся, не окажутся они в постели? Он, конечно, не против — но в такую ночь, после гибели друга — это же свинство! Или нет? Понятно, что Леонид на его месте этим вопросом не задавался бы вовсе, но как поступить ему, Роману? Поднял глаза кверху — летает где-то там наверху Ленька и, покручивая пальцем у виска, пытается до друга докричаться — мол, все там будем, не заморачивайся, лови момент! Такая выдающаяся красавица! А вдруг решит, что ты импотент или «голубой»? Или, что еще страшнее — что она тебе неинтересна? Нет ничего справедливей гнева отвергнутой женщины! Давай, в атаку!
Когда, припарковавшись у дома, они вышли из машины, вместо атаки он выдавил из себя:
— Я вам на диване постелю. Он нормальный.
— Хорошо, — кивнула она.
В квартире бросил на тумбочку ключи, разулся и не пустил ее ни в одну из комнат.
— Подождите, — сказал он и почувствовал, что краснеет. В спальне накинул на постель покрывало, быстро ногою запихнул под кровать валявшиеся на полу и в кресле носки и трусы, в комнате отправил в шкаф грязные бокалы. Но бардак все равно ужасный. Ну и ладно — что теперь делать?
— Проходите! — позвал девушку.
— А можно мне в ванную зайти? — спросила она.
— Да можно, конечно, — достал из шкафа последнее свежее полотенце, подал ей в руки.
Девушка юркнула в указанную дверь, Петрович почесал нос и отправился застилать диван. Зрелище, конечно, получилось еще то. Хмель уже выветрился, надо что-нибудь съесть, чтобы утром не разило, но есть под утро — чересчур. Где-то валялись таблетки «Антиполицая», можно обойтись и ими. А выпить, для сна, не мешало бы. Пошел на кухню, вытащил бутылку «Гленморанжа» — Ленькин, кстати, подарок, плеснул себе в бокал, выпил. Вставило, однако. Плеснули девушке. Решит, что пытается напоить? А не все ли равно?
Красавица выскользнула из ванной — нелегко, конечно, следовать условностям. Пришлось на мокрое тело опять натягивать одежду — прилипла, сидит вкривь и вкось, но на такое тело можно без риска для внешнего вида надеть любую одежду. Вода попала на волосы, некоторые пряди намокли, тушь с глаз убрала, щечки розовые, вся такая свеженькая… наваждение, блин. Он помотал головой, прогоняя морок, протянул ей бокал:
— Чтобы лучше спалось. Льда нет.
— Ничего, — осторожно взяла она емкость двумя руками, на плече болтается сумочка, неудобно ведь ей, помоги! Пень!
— В комнату проходите, там постелено, — и показал пальцем.
— Ага, — тихо ответила она.
Расстроил, не расстроил? Да какая, блин, разница!
Сам встал под душ, горячая вода приятно расслабляла, настолько крутанул смеситель в сторону красной метки, что уже пар пошел. Еще, еще. Очень хорошо. Он убьет графа. Отпилит ему башку, а потом вызовет местных ребят — пусть разбираются, кто и за что лишил жизни иностранного гражданина.
Наскоро обтерся, вышел в спальню — на тебе! На его кровати, натянув одеяло до подбородка, лежит Кристина, пытается улыбнуться, но видно, что трусит — глазки испуганные…
Видимо, он не смог скрыть свое удивление, поэтому она проговорила скороговоркой:
— Если я что-то делаю неправильно, я сейчас уйду в другую комнату, — и замолчала в ожидании ответа.
— Нет, — медленно произнес Роман, — все правильно…
И вдруг кинулся к ней, полетело на пол одеяло, бросились друг на друга не хуже тех вампиров. Обжигали горячими поцелуями, прижимались дрожащими от возбуждения телами, ласкали руками…
После бурных первых минут он стал делать все медленнее, наслаждаясь каждым мгновением. Но как-то постепенно девушка перехватила инициативу и оказалась сверху. Сначала она, целуя Романа, забралась ему языком в рот и стала проводить им по деснам над зубами, потом медленно-медленно и долго-долго губами и языком ласкала ему уголки век у переносицы, затем забралась языком в ухо — его уже разрывало от наслаждения — затем стала целовать, да что там «целовать», это получился настоящий засос, в подмышку. В первый раз в жизни, несмотря на несдержанную юность и сборище девиц впоследствии, его кто-то целовал в подмышку… Да и грудь он такую осторожно сжимал ладонью слишком много лет назад. И гладил такую кожу. И щупал такие ягодицы.
Кто сказал, что счастье ограничивается седьмым небом? Есть и восьмое, и девятое. Жалко, сил не оставалось ни на второй, ни на третий раз. Так и заснули щека к щеке, она только и прошептала:
— Как же ты мне понравился! Еще в ту, самую первую встречу!
— Это было лишь сутки назад.
— Сутки… А кажется — прошла целая вечность.
— Ты мне тоже очень понравилась. До сердечной боли. Но я о тебе и мечтать не мог.
— Ну и зря. Я думала, под твоим взглядом растаю, как мороженое…
— А я — под твоим. Спи.
— Сплю…
Филипп сидел на смотровой площадке Воробьевых гор, на широких перилах, поджав под себя ноги, и смотрел на восток. Лекарство лекарством, но пока каждая клетка его тела была защищена одеждой. На лицо натянута маска, поверх сделанных в ней прорезей — давно заказанные очки с толстыми черными стеклами — в таких можно без вреда для глаз прямо смотреть на солнце. Если бы случайный прохожий увидел его в таком виде, то обомлел от изумления, но какие прохожие в пять часов утра? К тому же в Москве полно чудиков, подумаешь, вот и еще один уселся на перила.
Уже светлело. Предрассветные сумерки — как же долго он был лишен их вида! Почти шестьсот лет. Шестьсот лет! Нет, возможность рискнуть имелась и раньше, но один случайный луч — и тебя уже нет. А сейчас ему не страшно. Он верил в мастерство своего Наставника, час назад он сделал глоток лекарства, и теперь с надеждой направил взгляд на горизонт. Небо светлело сильней и сильней, вот один, другой луч, сразу сотни, тысячи лучей ударили вокруг! Показался красный край огромного диска, задрожала над ним дымка.
Здравствуй, солнце!..
Так он сидел довольно долго. Из любопытства сдвинул на запястье перчатку — ничего. Снял ее — ничего! Но это нужно не ему. Это нужно ИМ.
Он завыл в небо.
Ничего они не получат.
Роману на сон получилось отвести полтора часа. Но — закалка плюс дисциплина, и он вскакивает в семь тридцать, хоть и первые десять минут все было, как в тумане. Красавицу решил не трогать. Пусть спит. Вернется, разбудит, выпустит. А то получится только сон и наваждение, если он ее сегодня еще раз не увидит, если решит, что все это счастье ему приснилось. А сколько уже лет он не вставал с утренней эрекцией?
