Кристина засмеялась.
— А вам, мадемуазель, — сказал барон, — придется побыть в другой комнате. Зрелище будет не для ваших глазок, — и показал ей проход. Если первая комната служила кабинетом, то вторая — явно гостиной.
Девушка послушно кивнула, показала Фролову два сжатых кулачка — «держись», и присела в глубине следующего помещения на краешек стула.
— Барон… — начал было Петрович.
— Зови меня Филипп.
— Филипп! Ты уверен в том, что ты делаешь?
— Уверен, Роман! Уверен как никогда! Я сегодня видел солнце! Оно всем дарит жизнь! Производит процесс фотосинтеза, дает тепло ранее мертвой планете! А нас, вампиров, оно убивает! Значит, нас не должно быть! НЕ ДОЛЖНО!
Барон подошел к штативу, снял с него камеру, сунул в руки майору:
— Пошли снимать кино.
— Куда это?
— В туалет.
— В туалет?
— Конечно.
Дошли до самого конца коридора. Де Грасси включил яркий свет и засмеялся:
— Смешно. В первый раз тут электрическим светом пользуюсь. Снимай.
Роман поднял камеру, направил на вампира, тот пощупал себе кадык и произнес в объектив:
— Здравствуйте, друзья! Я отправляю вам это послание не в надежде, что вы образумитесь, а для того, чтобы вы просто прекратили ваши бесплодные попытки добыть ЭТО, — тут он достал из кармана склянку и с ехидным хихиканьем вылил ее содержимое в унитаз. — Понравилось? А теперь еще один штрих! — и он нажал на спуск, жестом показав неумелому оператору — снимай уходящую в канализацию воду!
Петрович проделал то, что просили.
— Нажми на паузу! — скомандовал де Грасси.
— Нажал. А что теперь?
— Теперь идем.
— А по-французски повторишь? Тебя же не поймут.
— А по-французски я все написал. Поймут.
Они вернулись в комнату, хозяин забрал камеру, водрузил ее на штатив, внимательно посмотрел на дисплей, процедил сквозь зубы «отлично!» и встал напротив.
— Пузырек отдай, — произнес Роман.
— Зачем?
— На стенках осталось вещество. Я его выброшу.
— Вот что значит опыт, — улыбнулся барон.
Но, несмотря на шутки, его и так не слишком смуглое лицо все бледнело и бледнело.
Фролов достал из кармана маленький пластиковый мешочек, открыл его:
— Бросай!
Проделав это, Де Грасси потом повернулся к столу, выдвинул ящик и подал гостю странное металлическое приспособление.
— Что это? — удивился тот.
— Ошейник. Я не знаю, не взыграют ли в последнюю секунду мои инстинкты. А металл я прокусить не смогу.
— Веселенькое известие! Ну, а сниму я его потом как?
— Да, вот так он закрывается, — и барон показал, — а вот эдак открывается. Мое изобретение!
— Гений.
— Да, есть чем гордиться. Но еще больше — чего стыдиться.
Так же из ящика барон извлек наручники, завел свои руки за спину и защелкнул их.
— Мало ли… — произнес он, встретив взгляд Романа.
Петрович закрепил на шее защиту. Металл не был холоден, но ощущения появились еще те.
— Теперь вынь из ножен меч, — Фролов повиновался. — Когда я скажу, протыкаешь мне сердце. Затем отрубаешь голову, ждешь, пока исчезнут все следы, и идешь домой. Все замки электрические, открываются кнопкой. Не забудь все двери за собой захлопнуть. Готов?
Следователь вынул меч, до боли в пальцах сжал рукоятку.
— Готов!
Вдруг вампир встал на колени и начал молиться. Молитва получилась длинная, но он ни разу не сбился. Роман расслышал нечто вроде «Beati qui in Domino moriuntur!»[8] Скоро де Грасси закончил, поднял на майора полные вселенского отчаяния глаза и произнес:
— Нажми «play».
Петрович нажал.
Барон направил взгляд в камеру и сказал:
— Ухожу по доброй воле, мне изначально не нужно было соглашаться на то, что сделали с несчастным бароном де Грасси в 1415 году. Я лишний на этом свете. И все вы — горите в аду! Давай, — крикнул он, направив взгляд на Фролова.
Роман сделал вперед два шага и замер в нерешительности.
— Давай! Ну! — зарычал барон.
Майор размахнулся и воткнул ему меч в грудь. Лезвие острием легко пробило грудину, с еле заметным сопротивлением. Хлынула черная кровь. Де Грасси вдруг оскалился, показались длинные клыки, он страшно завыл, его тело стало биться в конвульсиях.
— Ну, что же ты! — кричал он. — Быстрей! Мне больно!!!
Роман выдернул меч, и от плеча, как в прошлый раз, отрубил вампиру голову. Туловище и голова стали шипеть, как будто до десяти секунд ускорился процесс гниения — и вот только смокинг с дыркой и лежавшие на полу наручники напоминали о том, что здесь только что стоял их обладатель. Петровича трясло. Он дрожащими пальцами с трудом нажал кнопку «stop».
«Кристина!» — вспомнил он, бросил меч и кинулся в другую комнату. Она сидела, вжавшись пальцами в сиденье стула, ее лицо было белее мела.
Он кинулся к ней и стал целовать ей щеки, глаза, нос, лоб, волосы, губы.
— Прости, прости меня! Прости, что привел тебя сюда!
Она сдавила его плечи двумя руками.
— Не извиняйся. Сама, дура, напросилась. Пошли отсюда скорей.
— Надо закончить.
— А-а… Я чуть не забыла. Тогда давай закончим.
Они вошли в комнату. Фролов расстегнул ошейник, бросил его на диван, затем снял камеру, подключил ее к компьютеру. Разбираться было тяжело, но девушка приблизилась к монитору и через тонкий платок быстро защелкала мышкой. Узкая трубочка внизу экрана наполнялась — загружался файл. Кристина оглянулась, он кивнул. Девушка нажала «send». Письмо ушло. Она выпрямилась, сказала:
— Ни минуты не могу здесь оставаться.
— Подожди, — он платком протер стол, прошел в гостиную, вытер стул, вернулся, взял со стола бокалы и положил их в тот же пакет, что и склянку.
— Зачем? — спросила подруга.
— Отпечаток губ — как отпечаток пальцев.
— Понятно. Коньяк забери.
— Точно?
— След пребывания людей.
— А кто кино снимал?
— Например, другой вампир.
— Хорошо.
Он повесил на плечо сумку с деньгами, всунул в нее бутылку, выключил за собою свет. Поочередно открыл и закрыл все двери. У лифта натянул шляпу, ее попросил набросить на лицо платок. Теперь она не смеялась.
Вышли из дома, сели в машину, он завел двигатель. Только когда отъехали на приличное расстояние, она положила ему голову на плечо и произнесла:
— Меня до сих пор трясет. Сегодня ночью надо напиться. А потом любить друг друга до потери сил, чтобы забыть весь этот кошмар.
— Я согласен.
— Я так рада, что тебя встретила.
— А я — еще больше.
— Мне кажется, я влюбилась в хорошего человека.
— А я — в лучшую на свете женщину.
— Не обижай меня никогда.
— Не обижу.
— А я всегда буду тебя любить.
— И я всегда буду тебя любить. Подожди, — он вдруг резко затормозил.
— Что случилось?
— Одну минуту, — он опять натянул перчатки, которые снял перед тем, как сесть за руль, перегнулся на заднее сиденье, достал из пакета пузырек и вышел наружу.
В небе сияли звезды, дул освежающий ветерок. Мимо проносились редкие машины, горели огни витрин. Он нашел урну у остановки общественного транспорта, размахнулся и с силой швырнул в нее склянку. Послышался звук разлетающихся осколков. Серо-оранжевый зев поглотил остатки лекарства, созданию которого Наставник посвятил три с половиной тысячи лет.
Отсылка к повести Р. Стивенсона «Страшная история доктора Джекилла и мистера Хайда».
Да погибнет бесчестный, аминь, аминь, анафема! (лат.)
Иозеф Менгеле — немецкий врач, проводивший опыты на узниках лагеря Освенцим во время Второй мировой войны.
délicieux (фр.) — восхитительный.
merde (фр.) — дерьмо.
vieux routier (фр.) — стреляный воробей.
Pardon, je suis confuse (фр.) — Простите, я очень сожалею.
«Блаженны те, кто в Господе преставился!» (лат.)
