черным крестиком.
Липкий страх окутал Аглаю, и земля ушла из-под ног: Аглая устремилась к этому столбику, но будто не побежала, а поплыла, и в следующую секунду ощутила, что погружается в вязкую бездну. Заставив себя замереть, она зажмурилась и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Когда снова открыла глаза, столбик-крестик исчез, осталась только вязкая синяя мгла в той стороне. Аглая огляделась. Лачуги стояли на прежнем месте, расплывчатые и жуткие. Но выбора не осталось, и она побрела к ним, понимая, что сглупила, свернув с дороги на эту гиблую тропинку. И зачем она ушла из дома «мракоборцев»?! Там хотя бы все выглядело по-человечески: была кровать, кухня с холодильником и чайником, вполне крепкая крыша. А лачуги – так себе убежище, но другого, похоже, ей уже не найти.
Тропинка привела Аглаю к лачугам и затерялась в высоком бурьяне. Колючие жесткие стебли враждебно встретили непрошеную гостью, царапая и цепляясь за одежду. Аглая с трудом раздвигала их руками, и они нещадно стегали ее по спине и ногам. Добравшись до крыльца, где росло деревце, она оглянулась и не увидела примятой дорожки в бурьяне, там, где только что прошла. Значит, она тоже не оставляет следов. Что ж, неудивительно… Дверь над крыльцом криво висела на одной петле. Пригнувшись, Аглая протиснулась сквозь проем, и ее окутала чернота, еще более вязкая, чем синева снаружи. Она двинулась на ощупь. Это, должно быть, сени, они всегда бывают в подобных избах, а дверь в сам дом обычно находится где-то поблизости. Пошарив по стенам, Аглая нащупала дверную ручку и потянула ее на себя. Дверь отворилась легко и даже не скрипнула. Внутри было чуть светлее, и этот свет тоже отливал синевой. Если бы Аглая не видела эту лачугу снаружи, она бы подумала, что в комнате работает телевизор: свет, лившийся оттуда, выглядел точно так же, как сияние голубого экрана. Удивительно, откуда он? Может быть, с той стороны в окно смотрит луна?
До слуха Аглаи донеслось тихое бормотание. Она замерла на пороге и прислушалась. Нет, подумать только, ведь это действительно был телевизор! Шел какой-то знакомый с детства фильм, но она не могла вспомнить название. Она никогда их не запоминала, потому что не смотрела эти фильмы, а только слушала. Голоса отпугивали чудовищ, так считала Аглая в детстве, поэтому всегда включала телевизор, оставаясь дома одна.
Колени снова предательски задрожали, едва она, собравшись с духом, шагнула внутрь дома. Она уже догадывалась, что увидит там, но дыхание все равно перехватило, когда перед глазами возник знакомый интерьер их с мамой городской квартиры. Но этого не может быть! Здесь ведь какая-то заброшенная Худынь, откуда в этой лачуге взяться их с мамой вещам? Аглая растерянно разглядывала прихожую, из которой была видна часть ее спальни: кровать с любимыми игрушками, которые Аглая рассаживала в определенном порядке, первым всегда сидел плюшевый мишка; стол и стопка учебников на нем, постеры в рамках на стене, полки с книгами и разными красивыми безделушками.
Если там, и правда, ее спальня, то справа должна находиться гостиная и ванная, надо лишь пройти короткий боковой коридорчик. Аглая повернулась в ту сторону. Именно оттуда исходило голубоватое сияние, и доносился шум работающего телевизора. Она сделала шаг, и внезапно сияние исчезло. Стало темно и тихо. Как в детстве, нервный импульс, словно хлыст, подстегнул ее, побуждая бежать и прятаться. Скоро придет чудовище. Нельзя медлить. Оно уже близко. В прошлый раз, когда выключился телевизор, Одноглазый Волк появился спустя пару минут.
Снаружи, за стенами дома, послышался шорох. Аглая почувствовала колючий ком в горле. Она знала, что Одноглазый Волк приближается, и догадывалась, что это их последняя встреча. Кто-то из них двоих должен сгинуть, и на этот раз рядом с ней не было беса, настойчиво предлагавшего свою помощь. Куда же подевался ее могущественный защитник? Аглая вспомнила, что бес вселился в нее, и она даже боролась с ним за право владеть собственным телом. Но теперь бес молчал и, скорее всего, вообще отсутствовал – наверное, подыскал себе другое тело, более крепкое и послушное. Теперь придется справляться самой. Бес сказал, что Аглае не хватило ярости, чтобы убить Одноглазого Волка. Можно подумать, от нее что-то зависело! Преступника швыряло по всему подполью, но Аглая к нему и пальцем не прикоснулась, а если бы и прикоснулась, и даже толкнула бы его изо всех своих сил, вряд ли тот сдвинулся бы с места хоть на метр. Все, что она может сделать – это бежать и прятаться, но рано или поздно Одноглазый Волк настигнет ее, ведь он очень сильный и очень злой. А тогда какой смысл бегать? Ради чего пытаться выжить в этом гиблом месте, из которого, скорее всего, нет выхода? Здесь вообще ничего нет, только старые лачуги, а эти родные стены и вещи, окружающие Аглаю сейчас, лишь морок, и мама сюда никогда не придет.
При воспоминании о маме Аглая ощутила щемящую боль в душе и вспышку ненависти к Одноглазому Волку. Правду ли он сказал, что сотворил с мамой все эти ужасные вещи, или наврал, чтобы помучить ее, Аглаю? Выяснить это можно будет только в том случае, если удастся вернуться в свой мир. Вероятно, Одноглазый Волк знает, как найти туда дорогу, но вряд ли он явился сюда, чтобы помочь Аглае выбраться. Конечно же, он пришел, чтобы уничтожить ее, но Аглая решила, что не станет от него бегать: ненависть, вспыхнувшая к Одноглазому Волку при воспоминании о том, как он хвастался расправой над ее мамой, крепла с каждым мгновением, вытесняя страх, и вместе с тем из глубин ее души поднималось что-то темное, какая-то скрытая часть Аглаи, очень сильная и очень злая.
Заскрежетал дверной замок, и дверь, точь-в-точь как та, которая стояла в квартире Аглаи восемь лет назад, отворилась. Одноглазый Волк стоял на пороге. Широкая плотоядная ухмылка словно перечеркнула его лицо. Под единственным глазом красовался жуткий синяк, а во взгляде читалось легкое недоумение. Кажется, он не понимал, почему Аглая не бежит прочь и не визжит от ужаса.
– Кто не спрятался, я не виноват! – сказал он, разводя руками и шагая вперед.
Темная часть Аглаи полностью взяла под контроль ее разум, и Аглая, вместо того, чтобы попятиться, шагнула навстречу Одноглазому Волку.
Его брови медленно поползли вверх. Он остановился и озадаченно почесал затылок.
– Ну ладно, могу отвернуться и посчитать до десяти, если хочешь, – шутливо предложил он, усиленно морща лоб: судя по всему, раздумывал, как поступить. Наверное, решил, что раз жертва
