места, туда, где начинается луг с серебристым клевером.
И они тронулись в путь. Анишка сразу заявила, что назад лучше не оглядываться, иначе Худынь не отпустит и они не найдут дорогу. Аглая согласилась с ней, ведь и сама бежала без оглядки, спасаясь от воронов. Но все-таки она оглянулась – показалось, будто кто-то дернул ее сзади за одежду. А оглянувшись, замерла, не поверив увиденному.
Рядом с Худынью появилось еще несколько изб, которых там раньше не было. Они тоже выглядели черными от старости, но казались более крепкими и сверкали чистыми окошками в новых белых рамах. Между домов зеленела подстриженная лужайка, в центре которой высилась веревочная карусель. Рядом с крайней избой стоял высокий сарай с обгоревшим входом.
Деревня Шиша из музейного комплекса!
У Аглаи не возникло никаких сомнений в том, что перед ней действительно была та самая деревня.
Анишка нетерпеливо дернула ее за рукав:
– Ты чего? Не смотри туда! Я же говорила, нельзя.
Аглая перевела взгляд в ту сторону, куда они шли.
– Анишка, ты видишь солнце? – спросила она, показывая на поредевшие тучи, сквозь которые пробивался солнечный луч, возможно, тот самый, уже знакомый ей.
Девочка оглядела небо и радостно кивнула:
– Вижу!
– Ну вот и хорошо! Идите дальше без меня, ладно? Теперь не заблудитесь. А я должна вернуться.
– Не выдумывай! – Анишка вновь дернула ее за рукав – на этот раз протестующе. – Зачем тебе туда?
– Мне кажется, мое тело в мире живых еще окончательно не умерло, и я могу попасть назад, в свою жизнь. Я вижу часть того мира.
– Это Худынь тебя заманивает!
– Возможно. Но я хочу это проверить.
– Анишка, что там у вас случилось? – окликнул девочку отец.
– Ничего! – сердито буркнула она и, чуть помедлив, добавила: – Уже иду! – Прижавшись к Аглае, она пробормотала со слезами в голосе: – Я бы тоже хотела вернуться в мир живых, хотя бы на минутку, чтобы взглянуть, как поживает моя дорогая сестричка Лукерья, она ведь там совсем одна осталась. Но ничего не выйдет, ведь в том мире я уже давно умерла. Если увидишь ее, передай ей, что у меня… у нас все хорошо!
– Обязательно передам! – Аглая погладила Анишку по голове, и та, отстранившись, побежала догонять родителей.
Аглая смотрела им вслед до тех пор, пока они не вошли в полосу солнечного света, а затем их фигуры растаяли вдали. С бешено колотящимся сердцем Аглая кинулась бегом по направлению к Шише. Ее окрыляла надежда на то, что из Шиши она выберется в Дивноречье, найдет дом «мракоборцев» и вернется в свое тело, оставшееся там, чтобы очнуться в нем. Но расстояние до деревни сокращалось, а другие экспонаты музейного комплекса так и не показались. Это был дурной знак. Аглая перешла с бега на шаг, чувствуя, как внутри разрастается тревога. Добравшись до первой избы, она вошла внутрь и окончательно убедилась в своих самых худших предположениях: Шиша больше не была частью мира живых, она угодила в мир мертвых – точно так же, как и Аглая!
Посреди горницы стояли ряженые травяные куклы с безглазыми пустыми лицами, но Аглае казалось, что все они смеются над ней. Откуда они здесь взялись? Они же сгорели в сарае! Или это уже другие куклы?
Воздух вновь стал густым, как патока. Дурнота подкатила к горлу – видимо, рефлексы в этом мире почти не отличались от привычных, хорошо хоть, что не стошнило. Раздавленная рухнувшей надеждой, Аглая вышла из дома и поискала взглядом место, где видела солнечный луч, но не разглядела ни единого проблеска в тучах: небо всюду было одинаково серым.
Вдруг ее взгляд уловил какое-то движение возле веревочной карусели. Там стоял парень, похожий на «мракоборца» Илью. Сердце радостно подпрыгнуло в груди: всмотревшись, Аглая поняла, что это и есть Илья. Он стоял к ней боком и смотрел на карусель, держа в руках раскрытую книгу. Аглая громко окликнула его, но ее голос завяз в густом воздухе, не долетев до цели. Илья повернулся и пошел прочь, даже не взглянув в ее сторону. Аглая помчалась вслед за ним, продолжая звать его, но он удалялся слишком быстро – ну, или она двигалась со скоростью улитки. Почти добежав до карусели, Аглая вдруг обнаружила, что снова оказалась в том же месте, откуда начала бежать, хотя и не заметила, как перемещалась назад, словно не сама она вернулась туда, а пространство, оставшееся позади, надвинулось на нее и вобрало в себя. Будто проглотило.
Аглая бежала, понимая всю тщетность своих усилий, но не могла остановиться – разум отказывался мириться с поражением. Воздуха не хватало, и она начала задыхаться. Очертания изб Шиши и лачуг Худыни расплылись перед глазами, поползли во все стороны, надвигаясь на нее грязно-сизыми волнами. Еще немного, и эта мешанина настигнет ее, а тогда она, скорее всего, просто перестанет быть, превратившись в безликую частицу этого мрачного мертвого мира.
Сил совсем не осталось. Ноги словно завязли в чем-то тягучем и липком. Потеряв равновесие, Аглая зажмурилась и почувствовала, что падает, а потом поняла: нет, не падает – тонет.
И вдруг она услышала далекий встревоженный голос, который звал ее по имени. Илья вернулся, чтобы помочь ей выбраться? Нет, голос не его, но знакомый. Очень знакомый!
Захотелось увидеть того, кто ее зовет, но веки словно склеились – глаза не открывались. Рванувшись вперед и вверх, Аглая ощутила, что вязкая масса, хоть и медленно, но все же отпускает ее: двигаться стало легче. Еще один рывок, и еще. В лицо ударил свежий воздух. Пахло грозой, травой, мокрой собачьей шерстью, духами Дины и чем-то еще, очень приятным и родным.
Глаза наконец-то открылись. Прямо перед собой Аглая увидела бледное – гораздо бледнее обычного – и очень испуганное лицо «мракоборца» Романа Марьянова. Потом что-то теплое и мокрое скользнуло по ее щеке, и Романа оттеснила морда его пса Грома. Пес снова лизнул Аглаю, на этот раз в нос, и приоткрыл пасть в собачьей улыбке. А затем тишина взорвалась пронзительным и радостным воплем Дины:
– Лукерья! Илья! Скорее сюда! Аглая очнула-ась!
Где-то далеко громыхала гроза, но за окнами джипа розовело чистое рассветное небо, и солнечный луч, попавший в одно из автомобильных зеркал, отразился на щеке Романа солнечным зайчиком.
Дивноречье лежало в руинах. Бесовское зло ушло, оставив после себя искалеченные дома и души.
Полицейские, прибывшие из города утром третьего июля, оповестили жителей о том, что с устранением разрушений в поселке придется пару дней
