Ознакомительная версия.
— Разве уран добывают открытым способом?
— А почему нет? Зависит от техники. И планета необитаема.
— В общем, мы на правильном пути, — пробормотал Дан. — В смысле истолкования атласа, я имею в виду.
— Конечно, — удивился Патрик. — А ты что, сомневался?
— Нет, — сказал Дан. — Но иметь доказательства никогда не лишнее. Это все?
— А тебе мало?
— Это все, как я понял, — сказал шеф. — Дан прав, доказательства всегда кстати. Но, я думаю, откладывать ваш отлет не будем. Они не садились, ничего более конкретного у них нет… впрочем, вряд ли может и быть. Хотя вопрос о том, посылать ли туда экспедицию с развернутой программой исследований, я пока оставляю открытым.
— Может, и стоит туда слетать, — заметил Патрик. — Планета без атмосферы, там может сохраниться даже потерянная пуговица.
— Пуговица от скафандра? — улыбнулся Дан.
— Маран, а ты почему молчишь? — спросил шеф. — Согласен, нет?
— Насчет отлета? Да, конечно, — ответил Маран. Дану показалось, что он хочет добавить что-то еще, но Маран снова замолчал. Однако и шеф заметил его колебания.
— У тебя есть еще что-то? — спросил он.
— Да, — сказал Маран после долгой паузы. — По поводу… Я бы изменил порядок исследований на эффект Нортона.
Дан понял, почему он колебался. Порядок, в каком планеты, внесенные в звездный атлас, будут проверяться на эффект Нортона, определял список, составленный Патриком по простому принципу — что ближе. Модель Марана учтена не была, правда, список Патрик составил до того, но…
— Я уже внес коррективы, — улыбнулся Патрик. — Во вторую очередь. Поскольку четыре планеты первой очереди уже наблюдались, я не стал прерывать цикл. Но следующие четыре пойдут по твоей модели. А ты думал?.. — Он подмигнул Марану, и тот тоже улыбнулся, хотя и не очень весело.
— Все? — спросил шеф. — Если да, то идите, завершайте свои дела, времени осталось мало.
— Все свои земные дела, — меланхолично произнес Патрик, поднимаясь с места вслед за остальными.
Дан на несколько секунд задержался у двери. Правда, на ней горел зеленый огонек, но он заколебался, в последние дни Маран был рассеян и погружен в себя, наверно, что-то обдумывал, и хотя, не считая себя вправе уединяться, оставлял дверь открытой, возможно, предпочел бы, чтобы ему не мешали. Собственно, он вполне мог бы и запереться, в полете он был командиром только для членов своей группы или, иными словами, пассажиром вместе с ними, потому и субординацию никто особо не соблюдал… Впрочем, понимание субординации, как таковой, у Марана было весьма своеобразное, требуя безусловного выполнения своих приказаний, во всем прочем он держался с членами экспедиции на равных, не создавая и не поддерживания никакой дистанции, которая частенько и есть главная опора командирских авторитетов… правда, авторитет Марана и так был непререкаем. Почему? А почему сейчас он, Дан, стоял в нерешительности перед дверью? Это при том, что ни разу за все годы их дружбы Маран не дал ему понять, что он не вовремя или лишний… Чертовщина! Дан рассердился на себя и открыл дверь.
Маран, глубоко погрузившись в кресло, невидяще глядел на пролонгатор.
— Входи, — сказал он. — Садись.
Перед тем, как устроиться напротив него, Дан обошел стол и посмотрел на экран. На темном фоне слабо выделялись очертания необычного сооружения, наполовину холма, наполовину замка. Изображение было ему знакомо — старинная вещь, вавилонская башня, поднатужившись, он вспомнил и автора. Брейгель? Да, вроде бы так.
Маран отреагировал на его интерес.
— Замечательная штука, не правда ли? — сказал он, кивая на экран.
— Картина?
— Нет. Собственно, и картина. Но я имел в виду другое. Образ. Символ. Это же метафора человеческой цивилизации. Или цивилизаций, какую ни возьми. Правда, строят по-разному. На Эдуре, например, с первой попытки не получилось, почему именно, сказать пока трудно, но конструкция вышла неустойчивой или слишком хрупкой и рухнула. Через какое-то время те из строителей, кому удалось уцелеть, разобрав развалины, взялись за возведение новой, но по другому, так сказать, проекту. Заложили для прочности основание с большим диаметром, однако пошли настолько вширь, что вверх башня почти не поднимается. Строим и мы, и вы…
— Ну если по-библейски, то мы уже достроили, — заметил Дан. — До неба. Вышли в космос.
— До неба, но не до бога, — возразил Маран.
— До бога? А как это должно выглядеть?
— В том-то и вопрос. Я вот все пытаюсь представить себе последующие этажи, но не больно-то выходит.
— Ну с ближайшими более или менее ясно, — сказал Дан, садясь сбоку от пролонгатора, — во всяком случае, что касается Земли. Собственно, и Торена скоро выйдет на этот путь… Мировое правительство. Ассамблея ведь учреждение представительское, она не управляет, только дает рекомендации, своих исполнительных органов у нее нет, если не считать ВОКИ и теперь еще министерства внеземных дел. Есть мнение, что пора переходить к новой стадии. Правда, непонятно, как земная федерация будет выглядеть, сохранятся ли национальные и наднациональные правительства в их нынешнем виде или уступят значительную часть своих полномочий федеральному…
— Вначале сохранятся, потом уступят, — прервал его Маран. — Право, Дан, смешно рассуждать на эту тему, имея перед глазами европравительство и евросоюз. Хоть я и человек пришлый, но не полный идиот, чтобы ломать голову над вещами, столь очевидными.
Дан покраснел.
— Это все далеко не столь очевидно, — возразил он. — Не забудь, Европа однородна в смысле общественного устройства. А если взять мир в целом… Ведь до сих пор есть страны с недемократическими формами правления. Правда, после исламских войн их стало значительно меньше, не стран, конечно, а порядков, но они есть.
— Западная модель победила, это тоже очевидно, — отмахнулся Маран. — Хотя… Скажи-ка, Дан, тебя не удивляет такой, например, факт: ваши персы, которые были современниками афинской демократии, не только сами не породили аналогичных идей, но и не воспринимали их. Даже после поражений, которые потерпели в войне с этой демократией. Почему греки изначально тяготели к свободе, хотя бы частичной, для граждан полиса, а персы к тирании, и до сих пор упираются в своем нежелании принять принципы, которыми руководствуется большая часть человечества? А? В чем тут дело?
— Не знаю, — сказал Дан. — Никогда над этим не задумывался.
— Я обратил внимание на это обстоятельство, когда размышлял над тем, почему на Торене ни одно общество не предложило модель демократии. Почему за восемь тысяч лет… ну, пусть не восемь, письменная история охватывает меньше четырех, что было раньше, неизвестно, но и четырех тысяч лет ведь тоже немало… Почему за четыре тысячи лет ни одно государство и даже ни один теоретик не пришли к этой идее? Почему я сам, как последний осел, столько лет с отвращением наблюдая за тем, как корчится в конвульсиях нежизнеспособная система, созданная у меня на глазах, не нашел ей альтернативу?
Ознакомительная версия.
