да ей бросила.
– На, прикройся, стыдливая!
Она неуверенно посмотрела на женишка, тот кивнул. Я быстро натянула своё изорванное тряпьё и пошла вперёд – или догоняют, или нахер идут! А вы б чего хотели – чтобы я задницы им расцеловала? Да пошли вы сами тогда! Я им нянюшка добрая, что ль?
– А почему мы не можем просто нашу одежду подобрать? – крикнула дурища мне вслед. Я остановилась. Посмотрела в небо. Медленно повернулась.
– Потому. Что, – проговорила, стараясь не убить эту слабоумную. – Собаки. Вот почему.
– Что – собаки? – дерзко спросила она, задрав подбородок. Голос звенел от тайных слёз.
– Собаки унесли твои тряпки. И облава ваша двинулась в другую сторону. Наверняка они сильно запутались, – ласково проговорила я и, не выдержав, заорала: – Ясно???
Она вздрогнула и торопливо кивнула. Я отвернулась, выдыхая.
Чёрт! А чего это собаки на мою одежду не повелись? Уф, и додумалась же на это же дерево, под которым сныкались, закинуть! Зверьё же могло да и должно было разлаяться, морды задрав, да нас выдать! Как-так получилось-то? Видать, так порошочек их смутил. Не впервой выручает, настоящий друг! Надо ещё пораздобыть, а то чуть не весь рассыпала на этих горемык. Странное, однако, это желание – позаботиться…
На ходу платком волосы перетянула, передумала – стянула и бросила через плечо шуту. Краем глаза заметила, как он подобрал, улыбнулся мне благодарно и замотался в него, как куколка бабочки. Волосы рассыпались по плечам и, разумеется, сразу залезли в глаза. Я подобрала их и заколола ножом. Почему не обрежу их, как мужик? Да потому что… Не ясно, что ли? Муж у меня. А он частенько в городе гуляет, а там сами знаете, какие фифы прохаживаются. Если б не Габри, побрила бы всю башку налысо и бед не знала.
Думаете, глупо это, ну… ревновать? Да я вот тоже так думаю. Однако если уж какая мыслишка забралась, чёрта с два ты от неё отмахаешься! Это тебе не комар назойливый – изловил да прихлопнул. Больше на медведя смахивает…
Всё, заканчивайте дурости всякие выспрашивать – пришли мы.
Я остановилась и подняла руку. Полушёпотные разговорчики за моей спиной разом прекратились. Я повернулась и, сделав страшные глаза, приложила палец к губам. Они испуганно закивали.
Я ещё раз, для верности, заглянула в дом, обошла вокруг.
По-прежнему, никого. Ни солдат, ни медведей.
– Заходите!
Девка вошла, пригнувшись, вслед за мной, Енот поспешил её обогнать и деловито осмотрелся. Личико его смешно перекосилось, нос наморщился, и он громко чихнул. Его невеста подскочила на месте. Я прыснула со смеху. Хотя, глядя на них, больше хотелось заплакать.
– Вот, располагайтесь! – показала я рукой на дощатые нары у стены.
Шут молча взобрался на лежанку и умоляющими глазами посмотрел на невесту. Она робко шагнула к нему и устало опустилась рядом. Я молчала. Из меня будто вынули всю мою отвагу и гордость… Я как заколдованная думала о медведе, том самом, что едва не сожрал меня когда-то давно. Но сейчас мне кажется, что было это только что…
А девчонка вдруг встала и принялась ходить взад-вперёд.
– Но как же… но что же… – голосок её задрожал. Я посмотрела на шута – губы его предательски тряслись. Он тоже еле удерживался от слёз.
– Не можем же мы вот так, без одежды… и у меня всё болит… Я себе всю кожу испортила, как теперь…
Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Шут растерянно смотрел на неё и молчал. А в самом деле – что он ей скажет? Как объяснит, куда заманил и зачем? Любовь… ха, любовь ему! Любовь от медведя не отобьёт. В любовь не завернуться ледяной ночью, любовь не поесть.
Чёрт. Точно. Их же ещё и покормить надо… Об этом-то я и не подумала. Мне что, каждый ореховый куст что накрытый стол. А эти неженки таким отравятся.
– Я вернусь в пещеру, схвачу для вас одежды и, может, еды какой, а вы тут сидите тихо и дверь заприте, чем сможете, – бросила я через плечо и пошла на выход, но девчонка схватила меня за рукав.
– Я с тобой!
– Ты об сосну долбанулась? – покачала я головой, вырываясь из её цепкой лапки. – Даже не мечтай, собаки рядом, обратно той же дорогой пойдут и в самый раз на тебя напорятся! Да и ты забыла, что ты голая?
Она вспыхнула, но безумный взгляд не отвела.
– Милая, нам не стоит… – начал было карлик, но она, не глядя на него, гавкнула:
– Я сама знаю, что стоит, а что нет!
– Слушай, заткнись, ради бога, и послушай жениха, – холодно отрезала я и быстро вышла из дома.
– Сука! – крикнула эта дура мне вслед, но я только плечами пожала.
– Ты с ума сошла? – ахнул шут и выскочил за мной, платок упал с него, и он неуклюже попытался его поднять, растерянно шепча мне вслед: – Якобина, прости ради всего святого, прости, она не со зла, вернись, умоляю!
– Ой, да не ссы ты, – усмехнулась я, подобрала платок и помогла ему замотаться в него снова. – Вернусь, я же не крыса какая!
Он чуть не руки мне целовать принялся, но я отпихнула его от себя:
– Но смотри, до моего прихода кобылу свою бешеную обуздай! Это последняя её дерзость, которую я стерпела!
Я бы с радостью не вернулась. Сжав зубы, я ломилась через лес, не скрываясь. Наплевать! Меня разбирала злость. На себя, что ввязалась в эту дурную переделку со спасением горемычных, на мужа и братьев, что балдеют по кабакам, а я тут выкручиваюсь. На короля, что завёл себе целую армию долбаков, а нам теперь от пуль уворачиваться. На мать, которой никогда не было. На бабку, что померла, и я осталась единственной женщиной – вдруг, и правда, ребёнок заведется, а и роды принять некому? Не этим же медведям криволапым! Да ещё и медведь этот еханый все вспоминается, проклятая вонючая гора… Не хочу, не хочу ничего…
На вас, кстати, я тоже зла. Чего уставились, какого хрена вам ещё от меня надо? Я и так уже рассказала чересчур, а вы не уймётесь!
* * *
Чёрт, как же остаться тут хочется… в моей родной пещерке, в моём домике. Чем дольше буду возиться, тем сильнее прилипну, так что надо спешить. Скоро перетряхнула барахло, натолкала в две торбы штаны, рубашки, камзолы тёплые, башмаки какие-то стоптанные – на кой чёрт их храним, нет бы выкинуть? А и в самом деле! Взяла да и в очаг бросила,
