ударила его по лицу. С большой радостью смотрела она, как потекла кровь и закапала к её ногам…
А как же хорошо ей было! Как вольготно… будто все косточки в теле расправились, каждая жилочка на своё место встала. Вот почему мужчины так крепко держатся за свою любимую игрушку – войну! Вкус крови сладок до дрожи, до исступления… «Стыдно ли мне?» – задавалась вопросом Маргарета и пыталась отыскать в себе хоть лёгкий след, хоть отзвук тягости содеянного. Один лишь дивный покой, будто горячим маслом пропитали всё её тело от кончиков пальцев ног до макушки. Она будто плыла в медовом вине, так хорошо, так благостно ей было…
* * *
Она избивала охотника до тех пор, пока он не упал, истекая тёмно-алыми ручьями, к её ногам и не затих. Чёртова тварь, ни единого всхлипа, ни слезинки! Маргарета даже проверять не стала, не убила ли она его. Только влажную прядь со лба откинула, перевела дыхание и, швырнув на бездыханную жертву свою тяжёлый кнут, удалилась.
Мужчин Господь благословляет на убийство целых народов, какими бы нечистыми те ни были, но смерть есть смерть. Так неужто охотник был свят, что его не за что было наказать? Маргарета усмехнулась и покачала головой. Господь – тут она подняла глаза к вечернему, тёплому от закатных лучей небу – добрый и холодный Господь и ей простит, как прощает он мужчинам бесчинства их и злобу.
В палаты свои унылые она возвращаться не желала и все бродила, бродила довольная и беспокойная в увядающем на первых заморозках розовом саду. Кусала губы, то и дело поглядывала на руки свои со следами его крови. Подносила их к губам, нюхала… такой знакомый и такой другой запах волновал, и словно томные, густые, влажные сумерки окутывали её. Она не замечала холода, она не слышала лёгкого хруста инея под шёлковыми сапожками. В её мирке царило нежное лето. Ей открылся сад невиданной, обольстительной красоты, сокрытый только для неё в королевстве Жестокость.
В постель она легла без обычного бокала вина. Теперь ей вино нельзя. Невозможно знать так скоро, но, как и в тот первый раз, Маргарета уже знала, что всёе удалось. Она потрогала пока ещё плоский живот. У неё будет сын! У неё и охотника. Но он унесёт своё отцовство в могилу. Маргарета об этом позаботится! Только поиграет с ним чуток… Ещё совсем капельку… и найдёт способ извести его в преисподнюю.
* * *
Ночью Маргарету будто что-то в бок толкнуло – о господи, князь! Князь, который уже три дня к ней не заходит и к себе не вызывает! А если он так и будет тянуть, отвергая Маргарету как жену, то как ребёнка объяснишь? Фу, проклятие, как-то надо подобраться к нему… Княгиню аж передёрнуло – снова эта мерзкая возня. А самое сложное, как, ну вот как ей напомнить о его обязанностях мужа и господина?
Решение пришло само. За обедом Маргарета выждала приличное время и пошла в атаку:
– Господин мой, народ ваш страдает без наследника, как и бедная жена ваша, покинутая вами! – сухо и скорбно проговорила она и подняла глаза от блюда с речным окунем. Князь сидел мрачен и согбен, словно ему было не сорок три года, а все семьдесят.
– Господин мой, – продолжила было Маргарета, но князь поднял руку. Маргарета моментально замолчала, повинуясь, но глаз не опустила. Её супруг помолчал, взял бокал, покрутил его. Маргарета ждала.
– Сегодня, княгиня, – наконец устало проговорил он.
– Благослови Господь наш союз, – с фальшивым рвением перекрестилась Маргарета. «Да он уж благословил, но тебе, трухлявый ты пенёк, это знать пока ни к чему! А вот через месяцок я тебя знатно обрадую!» Перед глазами у неё вдруг встал образ настоящего отца её ребёнка, согнутого, с опущенной головой, на коленях дрожащего от молчаливой боли у её ног… и живот свело больно и сладко, так, что она ахнула, не сумев сдержаться. Украдкой глянула на князя, но он как застыл над бокалом, так и сидел угрюмым филином. Да тут хоть в пляс пустись, он не заметит! Маргарете всё это неудержимо надоело, и она встала из-за стола, даже не спросив разрешения. А зачем, коли порядок в этом замке давно прахом пошёл?
* * *
Наутро Маргарета отправилась якобы на прогулку, а сама втайне высматривала и осторожно выспрашивала челядь про охотника. Но люди ей кланялись, почтительно мяли шапки, перетаптывались с ноги на ногу и все как один полными дураками прикидывались – не знаем, мол, госпожа, о ком это вы. Ох, как же ей хотелось всех этих чурбанов на кол посадить, псам скормить! И затаив злобу, она велела позвать к ней няньку Алису.
– А скажи мне, старая, куда подевался тот человек? – спросила она, глядя прямо перед собой, чтобы для случайного глаза, коих повсюду множество, всё как самая благочестивая беседа выглядело.
– У жены он, в деревне отлёживается! – так же глядя вперёд, с напряжённой улыбкой ответила Алиса. – Перестаралась ты, матушка!
– Я-то что ему сделала? – наигранно всплеснула руками Маргарета.
– Ничего, ничего, – заторопилась нянька. – Это я заговариваюсь, госпожа моя, язык старый сам метёт!
– Ну то-то же! – кивнула Маргарета. Так вот оно, значит, как… Живой. Тогда вопрос ещё один.
– Алиса, найди мне теперь кое-какого человека, не из княжеских, чтобы к охотнику мог зайти с поручением и сгинуть, как и не было!
– Господь с тобой, матушка! – в ужасе уставилась на неё нянька и перекрестилась.
– Не стой истуканом, челядь глазеет! – с легким смешком, будто разговор о пустом идёт между ними, взяла её под руку Маргарета. В ответ нянька неуклюже захихикала и, ойкнув от боли, – так госпожа сжала её локоть – двинулась следом за воспитанницей.
– А чего я, по твоему разумению, должна за так его отпустить, безгрешная ты моя? – прошипела княгиня. – Может, ещё золотых отсыпать жене на серёжки?
– Вот и отсыпала бы, чего же убийц посылать? – горячо зашептала Алиса.
– И произносить таких слов не смей! – рассмеялась в ответ Маргарета смехом невинным и звонким – ни дать, ни взять милую шутку услышала. – А будешь спорить – я найду, чем тебя убедить! – зловеще улыбнулась она.
Но исполнением своего паучьего поручения Маргарета не интересовалась – отдала приказ, значит, не ослушаются! Лень и докука ей ещё и следить за тем, куда и как её поручение отправилось.
Теперь её заботило лишь одно – как поэффектнее до князя свой пока ещё совсем плоский живот донести. И стоило бы, конечно, дождаться, когда «те
