вдохнула поглубже и пообещала себе вынести всё, всё, что угодно, ведь скоро она возьмёт на руки своё душистое ненаглядное чадо! Пусть её разрывает на части, пусть изойдёт она кровью и поджарит адская сковорода – не страшно, не тоскливо, одна лишь радость на сердце и предвкушение встречи с её Луцием!
Но, вопреки ожиданиям, княгиня только охнуть успела, как всё и закончилось.
– Это сын? – с жадным беспокойством смотрела она на крохотный комок в руках повитухи. – Почему он не плачет? – ожгло вдруг. Он же не плачет?! – Отвечай!!!
Да, это был заветный мальчик. Повитухи бились над тельцем долго, пытались так и эдак заставить его дышать. Никаких причин, ничего, что бы мешало ему жить, но… Бог решил отомстить Маргарете за сделку с Сатаной, и за супружескую измену.
– Чёрт бы его побрал, вашего Бога! – кричала Маргарета хриплым, звериным криком. Первой же повитухе, решившей её успокоить, она сжала руку так, что тонкая кость в запястье молодой и сильной женщины хрустнула.
Князь весь почернел лицом и надолго застыл, где стоял, когда вышел навстречу повитухе, робко шедшей с дикой, страшной вестью… Когда вдруг очнулся, то сухим, полумёртвым голосом велел высечь и бросить в темницу ни в чём не повинную чёрную вестницу.
Маргарета исходила волчьим плачем, ломала ногти до крови, металась и рыдала, и выла, выла… Ей хотелось умереть, сейчас же, немедленно, догнать своё уходящее дитя, хотя бы взглянуть на него, каким он был. А потом сразу можно и в ад отправляться, но только бы одним глазком взглянуть не него, прошептать ему: «Луций мой, Луций, свет, дитя моё…»
Горе и ярость её выламывали так, что только два крепких дворовых мужика сумели уложить её в постель и удерживать, пока повитуха вливала насильно в окровавленный, искусанный рот княгини вываренное на маке молоко. Скоро Маргарета ослабела и затихла. Последний жалобный всхлип вырвался из несчастной груди её, и она уснула. Спала она долго, никто не считал – чем дольше, тем лучше, лишь бы сонной смертью не ушла. Но к горькому сожалению Маргареты, этого не случилось. Она благополучно пробудилась, опухшая, безобразная, почерневшая. Осмотрелась глазами, дикими и безумными, и тотчас потребовала новую порцию макового дурмана. Она надеялась, что опоит сама себя чрезмерно и наконец умрёт во сне. А пока не умерла – спать и во сне нежно сжимать в руках, лелеять своё душистое дитя, вдыхать его тёплый, сладкий аромат, целовать нежнейшую макушечку, ловить губами прозрачные пальчики… Во сне Маргарета была так счастлива! Безграничное море нежности затопляло всё её существо, и любовь, и обожание такой силы, которое может испытывать только мать…
Пробуждения же… их бы и сам Сатана не смог придумать мучительнее. Явь, где нет его, нет маленького, крохотного её божества, её живого трепетного сердечка, Луция… Никаких проклятий не хватит, чтобы проклясть реальный мир так, как Маргарета того хотела бы. И она молчала, ни единого слова, ни слабого звука не издав с тех пор, как оторвали от неё дитя её, и она отвыла своё. Горло её усохло за ненадобностью, веки склеились, и вся пустая негодная оболочка, называемая телом, больше была ей не нужна. Если бы не смрадная свора челяди вокруг, княгиня непременно бы со всем этим покончила… Смерть казалась ей благословением, благоуханной дорогой в розовый сад, где ласковое дитя её тянет ручки к ней и улыбается беззубым ротиком…
– Лекарь… – с этим словом на губах проснулась она однажды. Не открывая глаз, она повторила громче, как могла: – Лекарь!
Сиделка, что дремала в кресле няньки Алисы, недовольно открыла глаза:
– Чего изволите, госпожа? – прохрипела она спросонья.
– За лекарем мне пошли, Алиса знает, за каким, – не открывая глаз, велела Маргарета и вдруг поняла, что не так: – Где Алиса моя?
Но глаз не открыла. Видеть эту комнату – как ножом по сердцу.
– Так это… – замялась сиделка. – Она того… померла!
– Как, и она туда же? – вяло покачала головой княгиня. – Предала меня.
Кто же теперь будет ей лекаря искать? И кому она теперь вообще нужна на этой земле?
– Слышишь, хочешь как хочешь, а лекаря мне ищите, и быстро! – махнула она костлявой, усохшей рукой.
– Слушаюсь, госпожа! – пробурчала сиделка, зашаркала прочь, и дверь за её спиной скрипнула. Одна, совсем одна на всём белом свете Маргарета… И никто ей не поможет, яду не подаст. Только на лекаря надежда, да где ж его, проклятого, искать? Как звали его, откуда он? Небось Алиса знала.
Как Маргарета и думала, без Алисы сатанинского посланника никто не нашёл. Говорят, искали по всему княжеству и в соседние посылали, но тот как сквозь землю провалился. Ни одна живая душа о таком не слышала. Что делать челяди: есть приказ – надо исполнять, притащили к постели больной какого-то доктора. Якобы, любых напастей знаток, справится.
– Он госпоже Маргарете пульс принялся щупать, она глаза открыла, докторишку расфуфыренного оглядела и как заголосит: «Не тот это, не тот, уберите, – кричит, – прощелыгу от меня!» – сплетничали служанки по углам. – А который тот – чёрт его разберёт! Сколько их тут уже побывало! Хилые они, эти господа! Да и сама княгиня уже совсем того… умом тронулась, прости господи!
* * *
Маргарета дотлевала, как уголёк. Ни лекарств, ни еды в неё даже силой уже влить не могли. И князь, смирившись с горькой судьбой, принял испытание господне как есть и велел не спорить с умирающей. Давать ей только то, что сама попросит, и будь что будет.
Едва не гроб колотить ей и поминальную заказывать собрались, а Маргарета вдруг встала. Белым исхудалым, призраком поднялась с мокрой, провонявшей полусмертью постели и встала перед образами за спиной святого отца, который как раз молился то ли о её здравии, то ли за упокой. Закончив, тот повернулся и с криком, закрывая лицо широким рукавом, отшатнулся, уронил канделябр. Покрывало, обрамляющее иконы Божьей Матери и Сына её, вспыхнуло и занялось так весело, что Маргарета рассмеялась. Сама от себя никак не ждала, но вдруг стояла в полный рост и хохотала, как живая и настоящая! Она ощущала в себе безумную силу и решимость побороть эту чёртову жизнь, сломать хребет своему проклятью, раз уж оно Маргарету доломать не смогло!
И сама, своими ногами пришла в спальню князя.
Ребёнок! Новое родное дитя – вот что нужно ей. Не мытьём, так катаньем, не справится князь – опять найдёт псаря, водовоза, лошадника, да чёрта самого! Но получит дитя, живое и здоровое! Так что пусть князь поторопится с
