новым зачатием, пока его слуга первый попавшийся не опередил. А уж это легко устроить и без Алисы, царствие ей небесное, покойнице. «И то хорошо, будет кому моего Луция ненаглядного нянчить, нянька-то она хорошая!» – думала Маргарета, укладываясь в супружескую постель. Князя не было, но ничего, она подождёт. Никуда он не денется, не захочет её иссохших, безобразных прелестей – припугнёт оглаской, что не хочет свой святой долг выполнять, собственные слуги засмеют!
Она больше не будет ни у Бога требовать, ни Дьявола умолять, сама справится. С этими друзьями связываться – только страдать, а толку никакого!
И снова всё получилось, да так быстро, что даже сама Маргарета не ожидала. В первый же месяц не пришли «те самые» дни, «красные гости», как их называла её нянька Алиса. «Эх, Алиса-Алисушка, зачем ты так, не с кем и словом по-человечески перемолвиться… Присматривай там за моим сыночком, будь ему такой же доброй матушкой, как мне была! А я теперь здесь нужна, Розочке моей! Да, так я её и назову, а князь, как хочет, пусть вторым именем окрестит. А для меня она Роза, – говорила себе Маргарета и плоский живот свой гладила. – Ничего, это он сейчас пустой, пока Розочка моя размером всего лишь с драгоценную жемчужинку, а скоро… скоро и оглянуться не успеешь! Да и нечего тут оглядываться, надо беременность благополучно выходить!»
И Маргарета принялась за дело. Снова велела закрыть все окна и занавесить шторами. Положить побольше книг у изголовья, да не ерунду пустую французскую, а легенд и преданий о великих королях и прекрасных девах, о далёких городах небывалых и божественных чудесах! Только чтобы правды поменьше, не нужна её дочери правда про этот мир уродливый. Уж Маргарета постарается, чтобы Роза родилась, как королевское дитя и с самого первого дня ничего дурного никогда – никогда! – не знала.
За высокими стенами спрячет её и будет оберегать, как волчица, как Матерь Божья, и никакому злу её не отдаст!
Будто сама природа услышала Маргарету и решила помочь. Зима укутала замок в пушистые белые меха, баюкала его и ласкала своими волчьими песнями. Отяжелевшая, налитая княгиня сидела у камина, грела ноги, кутала живот в меха, тревожно и сладко прислушивалась – что там, внутри, всё ли хорошо?
«Всё, благослове-е-е-е-енная княгиня, всё, Маргаре-е-е-ета, хорошо, хорошо, хорош-ш-ш-шо-о-о-о-о…» – пели ей вьюги в каминных трубах, и она верила. А иначе быть не может.
До весны беседовала Маргарета с Зимой, вместе с ней свой натянутый барабаном огромный живот лелеяла.
А уже по размокшей мёрзлой слякоти, чавкая копытами, привезли княжеские лошади доктора. Крупный, с округлым животом и первой сединой человек с повозки спрыгнул и под вой сиделок:
– Скорее, доктор, скорее, совсем плохая она, крови много! – торопливо проследовал в спальню роженицы.
Маргарету он нашёл без сознания. Кровь насквозь пропитала её постель, и даже на пол стекала. Осторожно и быстро осмотрел её доктор и неутешительно лязгнул на столе стальными, похожими на пыточные инструментами. Сиделка, которая его привела, охнула и отшатнулась.
– Милая, не будь дурочкой! – строго сказал ей доктор. – Неси воды горячей и холодной и полотенца, много!
Но сиделка только тупо уставилась на бесчувственную Маргарету.
– Ну? Живо! – крикнул на неё доктор, только тогда служанка очнулась и боком вывалилась из спальни.
Младенец не кричал… синий, больше похожий на трупик, чем на новорождённого, комочек в руках доктора.
Но опытный врач аккуратно за ножки дитя перевернул вниз головой и по попе размером с горошинку осторожно отшлёпал:
– Что же вы, ваше княжеское благородие, негодница, только родились, а уже родителей так пугаете? – отчитывал он тихо и ласково младенца, и… случилось чудо! Будто услышав, дитя закричало!
– Господи Иисусе и Матерь Божья, – всхлипнула сиделка и закрыла рот рукой. По толстым щекам её текли крупные, искренние и горячие слёзы.
– Девочка, – кивнул доктор, довольный. И сиделка подхватилась было с добрыми вестями к князю. Но притормозила… А что, если князь, который так наследника ждёт, велит её, ни в чём не повинную вестницу, высечь? Или того хуже… «Э нет, с этими господами лучше дел поменьше иметь!» – смекнула она и с криком: «Дочь, княжна, девочка родилась!» понеслась по всем закоулкам замка, только бы подальше от княжеских покоев! А там, глядишь, кто другой донесёт до господских ушей то ли благую, то ли дурную весть!
– Ну, как она? – беспокойно наклонился к эскулапу князь. – Когда ещё рожать сможет? Наследник нам нужен, не девочка!
Доктор только учёной головой покачал. Аккуратно пухлые руки над тазом сполоснул, и кровавая пенка натянулась нарядной пленочкой на поверхности воды.
– Видите ли, мой господин, – начал врач, излишне тщательно натирая полотенцем каждый палец, – дитя ваше, скажу прямо, хилое, но крупное! Родовые пути княгини сильно пострадали. Проще говоря, чрево её изрядно изорвано. Сожалею, князь, – наконец поднял на князя глаза доктор жёстко и уверенно. – Но с прискорбной твёрдостью могу вам сказать одно – княгиня к деторождению более совершенно не способна.
– Как?! – взбеленился князь. – Да ты что, драный пёс, несёшь?
– Вы, конечно, можете пригласить иных ученых лиц и удостовериться в сказанном мной, но уверяю вас, как бы ни страшился я вашего гнева, мой господин, а своё заключение назад не возьму! Княгиня отныне единственного ребёнка мать, не более!
Князь кулаки сжал, но промолчал. Кивнул сурово, кошелёк тугой на стол бросил – доктору за работу – и вышел прочь.
Доктор мешочек подобрал и, убирая его в сумку, через плечо велел челяди:
– Кормилицу ищите, немедленно! Княгиня кормить сама не сможет, слаба! Но и священника можете не держать, опасность миновала. Всё, что нужно княгине и новорождённой княжне, это покой и забота. При малейшем кровотечении и лихорадке посылайте за мной немедленно! А в основном, вовсе не трогайте – чем больше они обе будут спать, тем всем лучше.
Словно не смея спорить с авторитетом доктора, обе пациентки послушались. И измученная, залатанная, словно тряпичная кукла, мать, и похожая на мышонка-великана дочь спали беспробудно суток трое, если не все четверо. Одна не просыпалась вовсе, вторая сквозь сон брала грудь кормилицы, да слабо хныкала.
* * *
Восемь дней и ночей Маргареты не было на этой земле. Её тело почти не дышало, и лишь бескровные веки слабо подрагивали. А душа её в маленьком деревенском домике, потерянном среди заснеженных гор, у камина кутала в шёлк и меха крошку Луция… Напевала ему песенки, целовала макушечку, прижимала к сердцу… И никого, ни единого существа, кто мог бы пробраться к ним через безумные снега и
