дисплее проступило подобие её отражения: подвижное, хмурящееся, щурящее белые глаза, нервным жестом убирающее за ухо почти белые волосы. За спиной селфи-двойника — контрастно-яркое осеннее небо, трепещущая рябь берёзовых крон, местами ещё зелёных.
Фильтры у «себяшки» были немного другие, чем у основной камеры: природа… румянец… история… загадка. Наконец, ч/б. На миг Лина заколебалась, глядя на своё «отражение», почти утонувшее, слившееся с моментально обесцветившимся небом. Она подняла телефон повыше, чтобы поймать в кадр более тёмный фон. Смотреть прямо было неприятно — пробивавшиеся сквозь листву солнечные лучики выдавливали слёзы из глаз. Но Лина терпеливо выставила таймер на три секунды, задержала дыхание, нажала пуск…
…и на третьей секунде — не выдержала, закрыла глаза. Тут же вспомнился бабай Кось, а в голове мелькнуло: «Как на постмортем 3». Откуда только и вспомнила о таком?!
Телефон издал звук вспышки. Лине под закрытыми веками даже показалось, что действительно — полыхнуло. Хотя скорее всего, это был всего лишь солнечный луч, отразившийся от кабинки колеса обозрения. Девушка открыла глаза, ощущая ещё остатки блика и непроизвольно щурясь. Окружающее показалось слишком белым, как после реальной фотовспышки. Лина поморгала, прогоняя временное ослепление, снова посмотрела перед собой… И обомлела.
Из отступающего фантомного света проступали очертания окружающего, медленно, как при проявке. Серый, кажущийся шершаво-гранитным пологий бережок, сбегающий к прудику. Поверхность того теперь выглядела чёрным зеркалом с налипшими на поверхность белёсыми чешуйками. Контрастно белые с чёрными метинами берёзки, кроны их — прозрачные и словно из пепла. Полукружия мостиков над раздвоенным руслом напоминают зарытое глубоко в землю сердце — металлическое, ажурное, чёрное. Повисшие в бесцветном небе кабинки колеса обозрения. Само колесо — едва заметно, размывается в безвременной, лишённой понятия день или сумерки, вышине…
Всё до боли знакомое — и совершенно чуждое. Чёрно-белое. Монохромное.
Лина вытаращилась так, что даже глаза заболели и снова заслезились. На дворе царило «бабье лето» начала сентября, так что лёгкая ветровка девушки была нараспашку. Но здесь, в этом месте температура не ощущалась. Никак. Только по спине у Лины побежала струйка ледяного пота, противно защекотав в районе поясницы. Девушка снова зажмурилась, потрясла головой, решив, что либо перегрелась, либо что-то со зрением случилось. Но когда она посмотрела перед собой, всё осталось тем же: зеркально-чёрный пруд, берёзы с невесомо-серебристой листвой, полукружье кабинок в небе.
— Что з-за?.. — хотела крикнуть Лина, но вместо этого из горла вырвался жалкий шёпот.
«С-са-аааа… с-са-аа…» — прошелестело эхо, похожее на выдох в пустой комнате, быстро угасло.
Девушка поднялась на деревянных ногах, пальцы судорожно сжались — на пустоте. Телефона в руках не было и в помине. Ни на земле. Ни под скамейкой. Лина вдруг заметила, что на уровне глаз что-то повисло, навязчиво привлекая внимание. Она словно во сне протянула руку, со всё ещё полусжатыми пальцами, тронула костяшками пепельно-серебристый лист, застывший в воздухе и не желающий падать. От её прикосновения тот едва заметно шелохнулся, а иззубренный край оказался неприятно твёрдым.
Лина поспешно отдёрнула кисть, боясь, что порежется, попятилась назад, за скамью, словно прикрываясь ею. Ещё шаг и…
Вспышка!
…она наткнулась на что-то спиной, возможно, на ствол дерева, которое в отличие от листа — как-то странно подался под весом девушки. Лина крутанулась на месте — и на этот раз уже от души взвизгнула. Шепчущее эхо навалилось со всех сторон, дробясь и множась. По счастью, странные звуковые шутки быстро закончились, пока Лина, зажав себе рот руками, таращилась на размытое нечто перед собой. Узнать бегуна с собакой удалось далеко не сразу, в монохроме и без того исказившиеся черты превратились в сюрреалистичный образ.
Отшагнув в бок, Лина отдышалась, кое-как уняла истеричную дрожь во всём теле и уже внимательнее присмотрелась. Да, это был тот самый дядька и спаниель, чей случайный снимок вышел не в фокусе. Девушка бочком стала обходить их, почему-то ожидая, что превратившиеся в метель чёрного и белого силуэты будут плоскими, как картонные рекламные фигуры. Испуг и потрясение от происходящего, а так же более ранние эмоции отступали перед нарастающим удивлением: фигуры были вполне себе объёмными. Хотя с обратной, так сказать, стороны Лина никак их не могла сфотографировать. Девушка завершила обход схваченной кадром парочки — человек и собака. Присела на корточки и поводила ладонью под зависшими над плитками трека ногами-лапами. Висят, нарушая все законы физики, не падают.
— Ух ты… — пробормотала Лина и отважилась ткнуть пальцем в собаку. Шерсть не подалась шелковисто и мягко, а нехотя спружинила, как плотно набитая подушка. Девушка хмыкнула и уперлась в бок собаки уже двумя ладонями. Сдвинуть парящее в паре сантиметров над землёй не такое уж и крупное тельце псины удалось едва. А вот поставить ей торчком уши — легко. И некупированный хвост — сместить влево.
— Я сошла с ума, деда Кось, я наконец-то спятила, — прошептала Лина, безуспешно пытаясь справиться с губами. Те расползались в истеричной улыбке. — Я — попала в Монохром.
«Хо-оом-ммм…» — подхватило недолговечное эхо.
Она резко выпрямилась, забыв, что от такого могла и голова закружиться. Ничего такого не произошло, не зазвенело в ушах, грозя обморочным состоянием. А можно ли потерять сознание внутри видения?! Лина хихикнула и уже не обратила внимания на дробное, быстрое эхо-шёпот. Повторила попытки сдвинуть с места мужчину, наваливалась уже всем весом, добившись того же едва заметного наклона как и у собаки. Сама себе удивляясь, этому выплывшему неизвестно из каких уголков шальному веселью — взяла и вывернула все карманы на костюме дядьки. Из ушей — выдернула капельки беспроводных наушников и выкинула в воздух. Те там так и повисли. Ещё подумав, нашарила на шее собаки ремень ошейника, повозилась, расстёгивая и выпутывая из неестественно плотной, как слежавшаяся вата, шерсти. И надела мужчине на голову.
Странный, непривычный задор требовал ещё каких-то действий, и Лина снова обошла бегуна и собаку кругом. Прищурилась, прикидывая, чтобы такого сделать — и отшагнула назад, вперёд спиной.
Вспышка!
Она стояла всё на той же дорожке, только совсем одна, глядя вниз по склону. Ошарашено поморгала, оглянулась, невольно ожидая — вот сейчас из кустов снова выломится дядька со своим псом. Но всё оставалось таким же пустым и неподвижным. Баланс контрастов при съёмке и здесь был нарушен, поэтому дорожка казалась почти белой, тени — слишком густыми, графитовыми. Стыки плиток были до того неестественно чёрными, что сами плитки казались парящими в воздухе. А дальний край трека, что нырял за поворот в прикрытие высокого кустарника — вообще непроглядно-чернильным.
Лина помнила, что в момент снимка
