ноги.
За жизнь не написав ни ноты,
Даёт он композиторам разнос.
Осёл – любитель отбивать охоту
И доводить людей до слёз.
Ждёт терпеливо музыкальный мир,
Когда Сам сочинять начнёт Кумир;
Когда напишет Сам произведенья,
Достойные любви и преклоненья…
Однажды как-то на банкете,
Узрев Медведя на портрете,
Хмельной Осёл Медведю погрозил:
Тот, когда Осликом он был,
Ему на ухо наступил.
* * * * *
Порою тайна личная проста,
Как заповедь распятого Христа.
Кошатницы последнюю копейку
Расходуют на кошек и котят.
И те, не то, что канарейку, –
Поймать мышонка не хотят.
В одном подвале бывшей мастерской
Гнездились крысы много тёмных лет,
Но бомжи рухлядь выгребли долой
И зубы крысам показал незнамый свет.
Весь выводок в колодце водосточном
Угробил ливень с наступленьем холодов,
И лишь один крысёнок, как нарочно,
Остался жив средь дворовых котов.
Не испугался злобных морд крысёнок:
Слепой, он попросту не видел их…
Коты опешили, они с пелёнок
Не видывали крыс живых.
Зверь странный, раз не убегает
Перед лицом пружинистых прыжков;
Видать зубаст и силу свою знает.
А вдруг он ядовит ильжрёт котов?
Коты поймали Ариадны нить,
Решенье приняв мудрое, простое:
Невиданного зверя не дразнить,
Оставить лучше до весны в покое.
* * * * *
Мы в окруженьи нищих и бродяг
Забыли, кто наш друг, кто враг.
А может нет уже у нас врагов
И надо крыс любить, а не котов?!
по мотиву африканской сказки
Была на сносях Обезьяна.
Недельным голодом гонима,
Без шума лишнего, незримо
Проникла на плантацию бананов.
Не заморила толком червячка,
Как ветер вопль донёс издалека:
Крестьянин с криком к ней бежал,
В одной руке – копьё, в другой – кинжал.
Бедняге тут не до еды:
Дай, Боже, ноги – избежать беды!
Но молодой Крестьянин был быстрей, –
И вот уж он с копьём над ней!
На спину пала Обезьяна
И выпятила свой живот:
«Смотри, мол, нет нигде кармана,
Ни сумки, ни мешка, – один лишь рот!
Взяла я только то, что съела,
Чтоб поддержать в утробе малыша;
До воровских групп нет мне дела,
С собой не унесла я ни шиша!
Сюда пришла я светлым днём,
Чтоб обо мне ты плохо не сказал.
Коль порешил меня сгубить живьём,
То посмотри сначала мне в глаза!»
* * * * *
Бесспорно, без цензуры жить вольней,
Но под финансово-налоговым копьём
Со светлой головой, распухшей от идей,
Сатира чахнет с каждым днём.
Хвалебная, заслуженная Ода
Повздорила с народной Песней:
«Ты, хоровая, новой власти
неугодна:
Жечь фимиам вождям, куда
полезней!
Случайно ль нотные исчезли
магазины,
А Ода – модна?..
В честь любой скотины.
Случайно ли из песен хоровых
Всё реже слышно пенье удалых;
С эстрад летит истошный крик
Иль заунывное, как замерзал
ямщик?
Знай, на страницах большинства
газет
Есть место одам, песням – места
нет!»
«Да, Ода! Ты права: меня почти
забыли,
Покрылся песенник архивным
слоем пыли.
Меня уж не поют, как раньше до
зари:
Все думают про хлеб и сухари».
Сбылась народа раболепная мечта:
Духовным миром правит нищета…
У Петуха нет ни кола, и ни двора,
Но он хохлится, петушится.
Ему бы образумиться пора,
Но лысый бес живёт в столице.
Трёт шею пенсия бедняге, как хомут:
Ждут получения её хохлатки молодые,
Звонят и день, и ночь, гулянки ждут.
Их не смущают петухи седые.
И лишь влюблённая Цесарочка одна
Бессребряна в плену интима:
Горячих, страстных чувств полна,
Страдает, ревностью гонима:
– Когда дождуся твоей ласки?
Мне Селезень шепнул, ты ходишь к Утке.
Она умеет строить глазки,
От мысли, что ты с ней, мне жутко.
Любимый! Я тебе по-прежнему верна
И без тебя не в силах жить.
Оставь её! Зачем тебе она?
Стирать портки и борщ варить?!
Но бес в ребро! Петух за пару дней
Всю пенсию с малявкой прогуляет,
Затем, как бомж, до пенсии своей
На мусорках бутылки собирает.
* * * * *
Ся басенка для одуванчиков седых:
Влюбляйтесь, милые, но чур не в
молодых!
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный бодрый наш народ
Хотя по языку нас не считал за немцев.
А.С. Грибоедов
Не зависть мучает, а злость:
Сегодня рифмоплётов развелось,
Как подзаборных, слепеньких котят,
И все быть знаменитыми хотят.
Быть выше всех!
Стать недоступным норовит
Мечтающий о вечности пиит.
Но, поднимаясь, как на грех,
Он отрывается от всех.
Заумных образов плетёт он кружева,
Так, что невольно закружится голова.
Он счастлив, если говорит народ:
«Какой талантище!
К тому же – полиглот!»
В стремленьи оторваться от людей
Сонм поэтесс роится без дрожжей,
Мудрёно пишут все, –
сам черт не разберёт:
Что ни строка, то ребус иль кроссворд…
* * * * *
Поэта бронзой славит пьедестал.
Пиши, но так, чтобы на нём лежал
Букет живых цветов,
А не словарь заморских слов.
Говорят, что раньше бондарей премировали по средним
показателям, как-то: за перевыполнение плана
по крепким пробкам при явном недовыполнении плана
по быстро рассыхающимся бочкам…
Однажды Президент, чтоб лучше знать народ,
Переодевшись, без охраны и без своры,
Как бомж небритый, через чёрный ход,
Тайком от ближних вышел в город.
Глава державы Нищего заметил,
С ним поздоровался и вежливо спросил:
– Тебе, кто помешал на этом свете
Трудиться так, чтоб ты достойно жил?
– Не пьяница я, не какой-то сброд:
Всю жизнь, как раб, пахал я, кореш!
Но Президент, чтоб кол ему в живот,
Назначил пенсию – котёнка не прокормишь.
При старой власти быть бы тут беде,
Бедняге не сносить бы головы.
Но новый Президент, на то и Президент,
Расхохотался, не боясь молвы:
– Ты, братец, на язык похвально дюж!
Жаль, в арифметике не больно-то силён
И зря про пенсию городишь чушь:
Она в год в среднем чуть не миллион…
На это Нищий возразил в ответ:
– Не вижу логики в твоём обмане.
На хрен мне звон златых монет
В чужом, а не в моём кармане?!
Так испокон в народе повелось –
Делиться с ближним радостью и горем.
В чужие уши стрессы, боль и
