Грэйс была, наверное, самой ласковой девушкой, которая у меня была, чего я совсем не ожидала от любительницы пешего туризма. Не особо сильная и молчаливая, но… лаконичная. Скрытная. Я бы сказала, это не совсем мой тип женщины. До того, как встретила её. До того, как влюбилась. Это не походило на то, словно я искала, хотела и в результате выбрала предоплаченный просмотр мыльной лесби-оперы в высоком разрешении. Всё, что мне было нужно — обычные отношения с хорошей девушкой. С девушкой, с которой я могу разделить свою жизнь. Радости. Горести. Может быть, даже кредитные платежи. С девушкой, которая поладит с моими подругами, и у которой есть свои подруги. Может быть, даже с девушкой, которую я могу привезти к родителям на праздники. Не знаю. В любом случае, что бы я там не выдумывала, приятные фантазии были невероятно далеки от трепещущей и мучительной реальности с Грэйс. И сейчас, когда у меня есть Грэйс — или у меня её нет — все эти размытые мечты казались просто чьими-то воспоминаниями. Осознание того, что Грэйс не собирается становиться частью моего будущего, что уже стремится уйти из моей жизни, ранило настолько сильно, что даже думать об этом было тяжело. От одной только мысли о её мягких сонных губах, ищущих мои в мерцающем утреннем свете, мне захотелось кинуть рюкзак и сесть на землю, обхватив себя руками, словно мне нанесён сокрушительный удар. Смертельный удар. Как люди справляются с этим? Но как-то ведь справляются. Ежедневно кто-то влюбляется не в того человека, вынужденно собирает все свои хрупкие обманутые надежды и невостребованные привязанности и уходит к следующему столику для пикника. Сколько раз мне самой приходилось вежливо — а иногда и не очень — перенаправлять от себя чью-то заинтересованность? Расплата оказалась суровой. Нет, никаких драм. Сердца разбиваются ежедневно. И никто от этого не умер. Но как будто гаснет солнечный свет, и тускнеют краски дня. А ночами… Ночами ещё долго будут жить ощущения. Мысль, что все эти ночи были на самом деле, заставила меня вдруг резко втянуть воздух. Грэйс оглянулась. Я показала ей поднятый вверх большой палец. Только, может быть, чересчур энергично. Она опять поспешно отвернулась. А я вновь задумалась. Конечно же, какое-то время ночи будут ужасны. Но потом я справлюсь и двинусь дальше, или даже в итоге найду ту, кто оценит меня по достоинству, кто захочет, чтобы мы были вместе каждую минуту, и я, расправив плечи и просветлев лицом, смогу ехать на мотоцикле, слушать Бенасси Бросс и обожать ночёвки на природе так же, как и Грэйс. Эта мысль должна была меня утешить, но этого не случилось.
Стало лишь больнее. Сердце сжалось и разбилось, подпрыгнуло камешком и, клацая, покатилось вниз, в глубокую, пустую дорожную выбоину. Почему это обязательно должна была оказаться Грэйс? Почему это не могла быть хорошая нормальная обычная девушка, которая не меньше меня устала от клубов, шумных тусовок, организованных усилиями соцсетей, и прочего дуракаваляния? Почему это должна быть Грэйс с её идеальным домом на холмах и трагической смертью её половинки? Нет, серьёзно. И зачем Грэйс втянула меня во всё это? Почему она не могла просто запереть своё покалеченное сердце в доме с большим количеством окон? Зачем притворялась, что готова идти вперёд и полюбить вновь, хотя сама всё ещё оплакивает призрака? До сих пор скорбит у гробницы. Это нечестно. Это не правильно. Или всё просто — Грэйс-то была готова, но я оказалась неподходящей девушкой? Да, скорее всего так и есть. Нужен кто-то более…
Да кто угодно, кто ослабит мёртвую хватку прошлого. Кто-то больше похожий на Джесси. Или кто-то не такой как я. Грэйс остановилась и откупорила свою флягу. Предложила мне глоток, что выглядело мирным жестом, учитывая, что у меня нет своей. Но я взяла и глотнула, запрокинув голову. Вода была тёплой и сладкой.
— Ты молчишь, — сказала она.
Я протянула ей флягу. Вытерла рот.
— Думаю.
— Понятно.
Краткость — сестра таланта, Грэйс. Я пыталась удержать спокойное выражение на лице, но наткнулась на её взгляд. Я почти видела в её глазах отражение моей горечи. Увидела, как она изменилась в лице. Увидела, что она не представляет, что с этим можно поделать. Что ей жаль. Мой гнев испарился. Это плохо, потому что он придавал мне энергии и силы воли, но истина в том, что Грэйс не виновата, что я в неё влюбилась. И даже больше того — это моя вина, что я влюбилась в неё. Я глубоко вздохнула.
— Дело в том, что ты права.
Она прищурилась.
— Я? Ты о чём?
— Не о том, что я трачу время, потому как думаю, что быть с тобой — это не пустая трата времени. Мне нравится проводить время с тобой. Мне приятна твоя компания. И однажды мне бы понравилось быть тебе подругой. Но…
Мне пришлось прерваться, чтобы не выглядело, словно мне трудно продолжать, но я уже почти закончила.
— Но? — спросила она, когда я замолчала.
— Но, наверное, будет лучше, если я не буду видеть тебя некоторое время.
Смена эмоций на её лице была достойна изучения. Там промелькнуло всё, от гнева до облегчения, пока она впитывала мои слова.
— Если ты этого хочешь.
Кажется, моё душевное равновесие рухнуло, потому что нечто страшное вскипело у меня внутри. Если я этого хочу? Ты, блядь, прекрасно знаешь, чего я хочу! Разум восторжествовал… У Грэйс тоже.
Прежде чем я проглотила пылкие слова, она сказала:
— Да, Ундина. Конечно.
Голос её звучал глухо. Она с преувеличенным вниманием закручивала флягу.
— Просто…
Я закрыла глаза. Не говори этого.
— Я буду по тебе скучать.
Я открыла глаза.
— Я тоже буду скучать, — подождала, когда она отвернётся.
Она этого не сделала, и я прошла мимо неё. И ещё долгое время никто из нас не произнёс ни слова. Единственными звуками были только глухой топот наших кроссовок по рыхлой земле, гул пьяных от нектара пчёл, далёкий грохот грома. Облака кружились, температура падала, но мы пока ещё были далеко от грозы. Нам надо было добраться до авто, пока не начался дождь.
— Я не ощущаю, что прошло два года, — неожиданно сказала Грэйс рядом со мной. — Со смерти Джесси.
— Нет. Наверное, нет.
— Иногда я чувствую, что она ушла навсегда. Словно это произошло с кем-то другим. Словно нашу жизнь прожил кто-то другой.
— Мне жаль, — я не впервые говорила это, но что ещё можно сказать?
Я подумала, что понимаю это так же, как и любой другой посторонний человек.
— Тебе не стоит сожалеть, Ундина. Я знаю, что поступила с тобой нечестно.
И хотя недавно сама я подумала именно об этом, сейчас мне было немного совестно слышать от неё такое признание.
— Ты была честна. А я подумала, может…
— Я так долго была в ярости. Злилась на Джесси. Злилась на… жизнь. Зачем давать людям столько счастья, если всё равно собираешься его забрать?
— Не знаю.
— Я больше не верю в Господа. И если он… Оно… Существует, то я его ненавижу.
Так и есть. Я практически слышала скрытый гнев, по-прежнему вибрирующий в её голосе. Я начала отчётливо понимать, насколько жёстко она держала себя в руках. Остановившись, я повернулась к ней лицом.
— Знаю, это не помогает, но у некоторых людей никогда не бывает такого. Того, что было у вас с Джесси. Просто не бывает и всё. Они оглядываются на прожитую ими жизнь и ничего не находят.
Глаза Грэйс были злыми и яркими.
— Ты права, Ундина. Это не помогает.
— Хорошо.
Посмотрев на мою кривобокую улыбку, она вздохнула. Такой усталый звук.
— Нет. Это неправда. Я знаю, насколько мне повезло, а иногда даже могу повспоминать и порадоваться, безо всякого гнева, — и честно добавила, — в последнее время всё чаще. Думаю, это из-за тебя.
Услышать это дорогого стоило.
— Это самое прекрасное, что ты мне говорила.
Мы уставились друг на друга.
— Это правда, — взгляд Грэйс скользнул по горам, интонация изменилась. — Наверное, даже если бы этого проклятого убийцу поймали…
Убийцу? Может не в глазах закона, но разве это не одно и тоже? Для Грэйс — он убийца.
