Валентина спрятал? — стал он напрягать память. — Я в последнее время, как в тумане.
— Заметил, — засмеялся Никитин. — Что с нами женщины делают…
— Да, без Ионы я не в себе… Забываю о многом… Но я её потерял, — не скрывал переживания он, говоря отрывисто, и убрал шпагу в ножны.
— Я бы не был так уверен, — последовал примеру друг, но Пётр вздохнул:
— Ты их слышал? Она будто согласна уехать с ним.
— Будто, — улыбнулся в ответ Никитин. — Тебе всё одно надо с ней поговорить. Она ещё твоя жена, а Павел — ваш сын. И потом, — замечал он, что друг не совсем согласен. — Неужто её столь бурная любовь могла закончится вот так вот вдруг? Посмотри же ясным взглядом, подумай… Здесь что-то не так. Она бы отдалась любимому сразу, не так ли?
Пётр задумался. Он слушал, понимая, что слепнет от того, что видит и слышит, но не может в деле с любимой думать хладнокровно и видеть истину. Запутавшись в чувствах, Пётр взглянул на окна квартиры, где, как рассчитал, находилась спальня Ионы.
Сердце загремело в груди, видя, как она смотрела в ответ, даже не скрывая тоски во взгляде, даже не уходя от окна. Словно звала вернуться… Словно ждала его…
Никитин слегка толкнул Петра в спину в сторону входа в дом, что заставило того сорваться с места. Он ворвался в дом… Пробежал по его этажам снова к квартире Гилберта, и… без остановки… вбежал в спальню к Ионе, дверь которой была открыта…
Иона стояла уже одетая в ночную сорочку. Словно ангел, как в их счастливом прошлом, она смотрела нерушимой ласковой любовью. Надеясь, что видит всё так, как есть, Пётр медленно подошёл.
Ему было уже всё равно, что произошло, почему, как… Иона прикоснулась к его плечам, а губы нежно слились в тёплом поцелуе. Всё жарче и жарче стали они прижимать друг друга в объятия… Всё быстрее и быстрее руки стали обнажать тела…
Неистово, горячо, словно в первый и последний раз любящие тонули в ласках любовной страсти. Даря друг другу поцелуи и блаженство сливающихся тел, они стонали от восторга ощущать друг друга так близко вопреки всему…
— Тебе пора, — молвила Иона, когда утомлённый, счастливый от вновь свершившегося чуда любить Пётр склонился над нею вновь, словно хотел что сказать.
— Не говори подобного, — ответил он с искренней грустью.
— Коннор вот-вот вернётся, — так же смотрела любимая и сразу пояснила. — Это было прощание с тобой… Уходи теперь и забудь меня.
— Я не оставлю ни тебя, ни сына, — отрицал он. — Не поступай так. Ты ведь всё ещё любишь. Я всё ещё твой муж, а не любовник. Всё прощу, всё объясню, только уедем домой немедленно!
— Я не вернусь к тебе, — упрямо молвила Иона вновь. — Я не смогу простить, а объяснений не хочу.
— Чем он тебя околдовал? — усмехнулся Пётр с раздирающим душу разочарованием.
Он резко отпрянул и принялся одеваться.
— Дело не в нём, — сказала Иона, оставаясь лежать.
Она с тоской в глазах наблюдала за ним, но менять ничего не собиралась.
— В чём же?! — насмешливо вопросил Пётр, и Иона сказала:
— Я всё видела… И твою любовницу, которую ты так ласково целовал в парке, и как потом бывал у Линн… Долго пропадал там… сутки?
— Тот поцелуй в парке был игрой, — резко оглянулся Пётр, продолжая застёгивать штаны и рубаху.
— И у Линн поигрался? — усмехнулась Иона, вызвав ещё большее возмущение милого:
— У Линн я просто отдыхал, спал! Ты же ушла к первому попавшемуся!
— Уходи, — молвила любимая так, словно устала.
— Ты уходишь со мной, — схватил он её одежду и бросил на постель.
— Никуда я не уйду, — спокойно звучал голос Ионы в ответ. — Уходи, пока не стала кричать.
— Где Павлуша? — стал нервно ходить вокруг Пётр по квартире, но кроме них двоих там не было никого.
— Ты его не получишь, — строго выдала Иона, приподнявшись на локте.
— Не сходи с ума, — склонился Пётр в отчаянии над её глазами и стал быстро говорить. — Вернёмся домой. Я всё тебе расскажу. Я не предавал, клянусь. Этот англичанин кажется опасным человеком. Я ещё не до конца всё расследовал, но его положение незавидное. Ты в жестоких руках! Я не могу позволить тебе и нашему сыну оказаться в опасности!
— Уходи, я всё сама решаю теперь, — упрямо смотрела невольно прослезившаяся любимая.
— Но не за сына, — строго ответил он, резко отпрянув.
Пётр попятился к выходу, надев треуголку и поправив висевшую сбоку шпагу. Остановившись на пороге, он выдержал паузу, одарив тоскою глаз, и сказал:
— Я не допущу, чтобы вы оба оказались в беде. Я всё сделаю…. всё докажу.
С этими словами Пётр послушно ушёл, запомнив, как Иона в ответ лишь усмехнулась, будто не было больше и капли веры к нему вопреки всё ещё пылающей в душе любви. Он остался стоять за углом дома до самого утра, пока Коннор не вернулся пьяным из трактира.
Взглянув на часы, Пётр поспешил забрать ожидающего на привязи рядом своего коня. Как можно быстрее прибыл он к дому Ребеки… Он видел, что у входа стояла карета, ожидая пассажира, и встал у стены. Пётр ждал ещё довольно долго, но вышедшая к карете сама Ребека внесла ему в душу надежду.
— Олива без тебя погибнет, — молвил Пётр.
Услышав такое, Ребека остановилась прямо у дверцы кареты, которую слуга открыл для неё. Улыбнувшись с нежностью, она оглянулась:
— Неужели ты не можешь без меня?
— Не я, а моё оливковое дерево, — ответил серьёзно он.
Ребека подошла ближе, глядя с надеждой, и сразу тихо спросила:
— Ты нашёл моего сына?
— Я занят именно этим. К сожалению, слишком много связано с этим делом, я не могу один, — признался Пётр не менее тихо, чтоб их не смогли услышать, если бы подслушивали. — Ты помнишь людей, которые забирали твоего сына, которые убили мужа?
— Убивали его разбойники. Меня тогда не было, — призналась она. — А вот узнать тех, кто был в доме, конечно… Я их помню.
— Поедем в полицию, — выпрямился Пётр с глубоким вздохом. — Там и взглянешь на одного типа.
— Обожди, я переоденусь, чтоб меня сразу не узнали, — поспешила Ребека вернуться в дом, оставив его вновь ждать…
Когда из дома Ребеки вышла одетая так же, как и она, женщина, Пётр догадался по походке, что это обман. Он продолжал стоять у стены в ожидании, пока карета не уехала с той дамой,
