потрясенно пробормотал он. — Я и не думал… Напор как из водяного пистолета!
— Я тоже раньше не знала. — Брианна улыбнулась, поддерживая ребенку голову. Ее улыбка увяла. — Я много чего не знала, пока со мной это не случилось.
— Бри… — Забыв о наготе, Роджер потянулся к ней. — Бри, я знаю, тебе страшно. Мне тоже. Я не хочу, чтобы ты меня боялась, но, господи, я с ума схожу от желания!
Он положил руку ей на колено. Спустя секунду Брианна накрыла ее своей ладонью — легко, точно опустилась пугливая птаха.
— Я тоже тебя хочу, — шепнула она.
Они долго сидели вот так: застыв в одной позе и не зная, что делать дальше. Роджер понимал, что торопиться нельзя. Надо быть нежнее.
Причмокивание утихло, и ребенок вяло раскинулся в ее руках.
— Уснул…
Осторожно, словно неся бутыль с нитроглицерином, Брианна сползла с кровати. Она собиралась вернуть сына в колыбельку, однако Роджер невольно протянул руки, и она, замешкавшись на миг, положила в них ребенка, задев при этом Роджера грудью.
Ребенок для такого маленького свертка оказался на удивление тяжелым. А еще очень теплым, даже горячим.
Роджер осторожно держал крохотное тельце; ягодицы идеально вписались в его ладонь. Надо же… хм… а он не такой уж и лысый — на голове проступал ярко-рыжий пушок. И ушки крошечные, почти прозрачные. Одно из них было красным и мятым.
— По его внешности пока ничего не скажешь, — выдернул его из раздумчивого созерцания голос Брианны. — Я уже пыталась.
Она прошла в глубь комнаты и открыла шкаф. В голосе слышалось сожаление, но лица ее Роджер не видел.
— Я не поэтому его рассматриваю. — Роджер бережно опустил ребенка на колени. — Просто… я впервые вижу сына вблизи.
Непривычные слова обдирали горло, зато Брианна немного расслабилась.
— А. Ну тогда вот он, весь какой есть.
Она сказала это с такой гордостью, что Роджер опять всмотрелся в младенца. Тот плотно сжимал маленькие кулачки. Роджер погладил один, и пальчики неохотно, точно щупальца кальмара, развернулись — чтобы тут же на удивление крепко вцепиться ему в мизинец.
Послышался тихий ритмичный напев — Брианна расчесывала волосы. Он хотел посмотреть на нее, но все внимание было приковано к чудному созданию на его коленях.
Ноги — как лягушачьи лапки: узкие в пятке, широкие в пальцах. Роджер погладил их, и те растопырились от щекотки. Что ж, хотя бы перемычек нет.
«Мой сын», — подумал он вдруг, сам не зная, что при этом испытывает. Надо привыкнуть.
Это ведь не только сын Брианны, но и его собственная плоть и кровь.
Неужели эта жизнь зародилась в ту самую ночь, горько-сладкую от боли и наслаждения?..
Роджер не знал наверняка — однако чертовски на это надеялся.
Ребенок был одет в какую-то длинную сорочку из тонкой ткани. Роджер приподнял ее и увидел совершенно очаровательный вытянутый пупочек над сложной конструкцией из пеленки. Движимый любопытством, он подцепил уголок, заглядывая внутрь.
— Я же сказала, весь какой есть, — возникла рядом Брианна.
— А, ну да. Вот только… он не слишком маленький? — с сомнением пробормотал Роджер.
Она весело фыркнула.
— Вырастет. Все равно эта штука ему пока не нужна.
Пенис Роджера при этом дернулся, напоминая о своем существовании.
— Давай заберу.
Брианна потянулась к ребенку, но Роджер покачал головой:
— Не надо.
Младенец пах молоком и какой-то сладковатой гнилью. И чем-то еще, совершенно незнакомым… Наверное, то был его собственный запах.
— Мама называет это детским парфюмом. Она говорит, это природная защита, чтобы родители не убили собственное потомство.
— Убили? Как это? Он же такой маленький и беззащитный, — запротестовал Роджер.
Она насмешливо вздернула бровь.
— Ты не жил с этим маленьким дьяволом весь последний месяц. Сегодня первая ночь за три недели, когда у него нет колик. Не будь он моим сыном, давно отнесла бы его подальше в лес.
«Не будь он моим сыном». На секунду Роджер позавидовал этой извечной материнской уверенности — Брианне не было причин сомневаться в происхождении ребенка.
Младенец шевельнулся и сдавленно гукнул, уткнувшись Роджеру в шею. Брианна тут же подскочила и забрала малыша, приподняла его и принялась поглаживать по спинке. Тот вяло отрыгнул и снова затих.
Она трепетно, словно запаленную динамитную шашку, уложила его в колыбельку на живот. В пламени камина под сорочкой высветились очертания ее тела.
— Ты могла вернуться сразу же, как только узнала. Времени было более чем достаточно. — Он не отрывал от нее взгляда. — Теперь, наверное, моя очередь спрашивать. Что заставило тебя ждать? Любовь — или чувство долга?
— Все сразу. — Глаза у нее потемнели. — А может, ничего. Я… я просто не могла уйти без тебя.
Он глубоко вдохнул, чувствуя, как тают последние сомнения.
— Теперь знаешь.
— Да.
Она повела плечом, и сорочка — единственная ее одежда — упала на пол. Черт возьми, они и правда рыжие! Не просто рыжие: еще и золотистые, и янтарные, цвета слоновой кости, и киновари… Он хотел ее так сильно, что мысли терялись.
— Ты сказал, что клянешься всем святым… А что свято для тебя, Роджер?
Он потянулся к ней — нежно, бережно. Прижал Брианну к груди и вспомнил вонючий трюм «Глорианы» и тощую запуганную женщину, пропахшую молоком и навозом. И бой барабанов, и огонь, и кровь, и осиротевшее дитя, крещенное именем отца, который предпочел умереть, потому что боялся любить.
— Ты, — прошептал он ей в волосы. — Он. Все мы. А разве есть что-то еще?
Глава 68
Семейное счастье
Август 1770 года
Утро было на удивление спокойным. Ребенок проспал всю ночь, за что удостоился всеобщего восхищения. Две курицы услужливо снесли яйца в курятнике, а не как обычно, поэтому в поисках завтрака мне не пришлось продираться сквозь кусты ежевики.
Замешанное Лиззи тесто поднялось идеальным белым холмиком, а новая печь, заразившись общим духом согласия, запекла его до золотистой корочки, пропитав весь дом ароматом свежего хлеба. На сковороде задорно шипели ломтики пряной ветчины и индейки, примешиваясь к запахам полевых цветов, доносившихся в распахнутое окно.
Впрочем, сонная атмосфера, пронизывающая дом, была вызвана скорее ночными событиями.
Полная луна заливала светом все небо. Джейми потушил свечу и подошел задвинуть засов, а вместо этого вдруг облокотился о дверную раму, глядя вниз, на долину.
— Что такое? — спросила я.
— Ничего. Спи.
В призрачном бледном свете мир словно потерял глубину. Водопад вдали застыл хрустальным потоком, хотя ветер дул в нашу сторону, донося его глухой рев. Воздух сладко пах травой и водой, а еще сосновыми иглами с горных вершин. Я вздрогнула и прижалась к Джейми в поисках тепла.
