даже сомневался в его существовании, и все же ненавидел всей душой. Если Клэр не выдумывала, выходит, что я обманом удерживал ее все эти годы. Именно обманом — потому что я намеренно скрыл от нее правду. Наверное, я вроде как мстил им обоим.
Священники и поэты называют месть обоюдоострым клинком — и моя расплата в том, что я никогда не узнаю, осталась бы она со мной, будь у нее выбор, или же помчалась бы в Шотландию в тот же миг, как только узнала, что Фрейзер пережил битву при Каллодене.
Впрочем, она ни за что бы не бросила дочь. И я смею надеяться, что меня бы она тоже не оставила… однако полной уверенности нет, иначе, клянусь, я сразу бы ей все рассказал!
Что же до Фрейзера… Не знаю, проклинать мне его за то, что он украл мою жену, или благословлять за прекрасную дочь? Я иногда думаю об этом… и сразу прихожу в себя — неужто я и впрямь поверил в этот абсурд? И все же… порой мне чудится, что я знаком с Джейми Фрейзером, что где-то его видел… Скорее всего, сказывается ревность и бурное воображение — я прекрасно знаю, как выглядит этот ублюдок, ведь каждый день вижу его черты в своей дочери.
В общем, странное это чувство — будто мы с ним чем-то связаны. И дело не только в Бри. Как ни странно, иногда мне кажется, что он стоит рядом, и я вот-вот увижу его, только обернусь.
Я тут впервые подумал… может, мы с ним встретимся по ту сторону, если там что-нибудь есть? Было бы забавно… Вдруг, отринув желания плоти, мы с ним станем друзьями? Или, напротив, очутимся в кельтском аду, целую вечность пытаясь убить друг друга?
Я плохо заботился о Клэр… Уж прости, не буду вдаваться в грязные подробности, они того не стоят.
Так что вот они — мои грехи, Редж. Ненависть, ревность, ложь, воровство, неверность… Наверное, их слишком много ради одной-единственной любви. Но я люблю их, моих женщин. Может, люблю неправильно или недостаточно сильно. Однако по-другому я не умею.
Я не хочу умирать, не исповедавшись, — и, быть может, ты отпустишь мне грехи. Я вырастил Бри в католической вере… как думаешь, она будет за меня молиться?»
— И еще подпись — «Фрэнк», конечно, — закончил Роджер.
— Конечно, — эхом отозвался Джейми. Он сидел неподвижно, и по его лицу нельзя было понять, о чем он думает.
Впрочем, Роджеру не надо было ничего понимать — он знал, какой шквал эмоций играет сейчас в душе Фрейзера, потому что испытывал то же самое, пока готовился к путешествию и искал Брианну по обе стороны океана, пока был в плену и, наконец, пока сидел в зарослях рододендрона, слушая пение камней.
Если бы Фрэнк Рэндалл предпочел сохранить тайну и не поставил в Сент-Килде тот могильный камень — узнала бы Клэр правду?.. Ведь именно из-за могилы она рассказала Брианне о настоящем отце и попросила Роджера заняться изысканиями в старых архивах, что в конце концов привело их всех сюда.
Именно фальшивое надгробие подсказало Клэр путь в объятия ее любимого шотландца — и, быть может, к скорой смерти. Именно оно позволило дочери Фрэнка Рэндалла узнать своего настоящего отца… и застрять в чужом времени. Именно благодаря ему на свет появился рыжеволосый мальчишка, ставший продолжением рода Фрейзеров. Уж не судьба ли взыскивает свой долг?..
А может, и тот, другой мальчик тоже не родился бы, если бы не подсказка Фрэнка Рэндалла. Мораг и Уильям Маккензи на Сбор не приехали, и Роджер не знал, радоваться ему или огорчаться.
Джейми Фрейзер наконец ожил, хотя по-прежнему глядел только в огонь.
— Англичанин, — зачарованно прошептал он, словно заклинание, и Роджеру почудилось в языках пламени движение.
Джейми нежно баюкал внука. В волосах у него плясали огненные искры.
— Англичанин, — повторил он, обращаясь к тому, кого видел в костре. — Хотел бы я с тобой встретиться… Надеюсь, не придется.
Роджер, затаив дыхание, ждал. Глаза Фрейзера подернулись дымкой, лицо застыло. Наконец он вздрогнул, тряхнул головой, точно пытаясь избавиться от некоего видения, — и только сейчас понял, что Роджер все еще здесь.
— Так мне сказать Клэр о письме? — спросил тот.
— А Брианне рассказал?
— Пока нет, но расскажу. — Роджер спокойно выдержал цепкий взгляд Фрейзера. — Она моя жена.
— Надолго ли?
— Навсегда. Если она захочет.
Фрейзер посмотрел в сторону стоянки Кэмеронов. Гибкий силуэт Клэр заметно выделялся на фоне большого костра.
— Я обещал ей быть честным… Так что да, скажи.
К четвертому дню на горе не осталось свободного места. Ближе к сумеркам люди стали складывать дрова на пепелище у подножия склона. У каждой семьи был свой костер, но здесь по вечерам разводился один огромный, возле которого собирались все, чтобы узнать, кто приехал за день.
Темнота сгущалась, на горном склоне повсюду распускались огни. Я вдруг вспомнила о символе клана Маккензи — «горящая гора» — и только сейчас поняла, что он обозначает. Не вулкан, нет. Сбор вроде этого: сотни горящих в ночи костров, знаменующие собрание всего клана. А еще я впервые осознала смысл их девиза: «Luceo non uro» — «Сияю, но не горю».
Вскоре запылала вся гора, и глава каждой семьи поджигал факел и сносил его вниз, чтобы добавить толику пламени к и без того жарко полыхающим дровам. На фоне огромного костра темные силуэты мужчин казались крохотными. Издалека слышались крики: негромкие, но ясные.
— Макнейлы из «Ягодной поляны» здесь!
— Лахланы из Глен-Линна здесь!
Пока Джейми беседовал с Джеральдом Форбсом, о своем прибытии объявили десятки семей. Наконец Джейми поднялся, отдал мне сладко спящего даже в этой суматохе ребенка и подпалил смоляную ветвь.
Вскоре раздался его зычный голос, разнесшийся далеко в осенней ночи:
— Фрейзеры из Риджа здесь!
За этими словами последовал свист и аплодисменты — то подали знак приехавшие с нами арендаторы.
Я тихо сидела, наслаждаясь тяжестью вялого тельца в своих руках. Малыш доверчиво расслабился, приоткрыв красный ротик. Дыхание влажно щекотало мне грудь.
Вскоре вернулся Джейми, весь пропахший дымом и виски. Он обнял меня за плечи, и я благодарно приникла к нему. По ту сторону костра что-то обсуждали Роджер и Брианна, близко склонив друг к другу головы. В свете пламени их лица будто сияли.
— Надеюсь, они не собираются опять сменить ему имя? — пробурчал Джейми.
— Вряд ли, — отозвалась я. — Ты же знаешь, священники не только крестят детей…
— И что?
— А то, что третье сентября уже прошло. — Я запрокинула голову, глядя ему в лицо. — Ты сам велел ей решать.
— Да, помню.
В тусклом свете ущербной луны
