Если страстью Джереми было садоводство, то у Райли это были лошади. Их увлечения привели к тому, что Блэкхит превратился в самое великолепное поместье во всем графстве. О конюшнях Блэкхита ходили легенды, и лошади, которых разводил Райли, считались лучшими в Англии.
Эйприл свернула за дом и направилась к конюшне. Посередине двора стоял Райли и разговаривал с конюхом, поглаживая шею огромной кобылы, но глаза Эйприл были прикованы только к нему. Красный бархатный сюртук и белые брюки облегали его стройную мускулистую фигуру. Волосы, влажные на висках после утреннего умывания, немного растрепались от легкого ветра.
Эйприл стояла и смотрела, как он дает указания конюху. От него веяло властностью, он внушал уважение и даже страх, однако его любили. Слуга побежал выполнять указания хозяина, и Райли наконец остался один.
Эйприл медленно приблизилась к нему, туфли неслышно ступали по плиткам двора. Он, не замечая Эйприл, шептал что-то в ухо лошади, ласково похлопывая ее по шее. Эйприл вспомнила слова мадам о том, что про мужчину можно многое понять, глядя, как он обращается со своей лошадью. Кажется, мадам сказала так: «Тот, кто безжалостен со своими животными, сам является животным».
Лошадь почувствовала присутствие Эйприл раньше Райли и повернула голову в ее сторону. Райли, наконец, повернулся к ней.
— Эйприл? — с улыбкой произнес он.
Она поразилась. До сих пор он ни разу так ей не улыбался, но как же это приятно! Странная легкость наполнила ее, и… почему-то она потеряла дар речи. Его выразительные глаза смотрели на нее совсем по-иному. Неужели… с любовью?
— Вы выглядите очень… Я как раз выбирал для вас лошадь, — сказал он. — Ее зовут Симфония. Подходящая лошадь для леди.
«Леди»! Он сказал «леди»! Странно, что он называет ее «леди», зная, что она всего лишь служанка.
— Благодарю вас, милорд, но в этом нет необходимости.
— Или вы предпочли бы сами выбрать лошадь? Что ж, это право наездника, — галантно ответил он.
— Нет. Видите ли, я не приму участия в охоте. Я просто пришла попросить вас, позволить мне остаться дома.
— Не поедете на охоту? Но почему? — Он явно разочарован.
— Дело в том, — сказала Эйприл, глядя на лошадь, а не на него, — что у меня еще побаливает то место…
Он засмеялся:
— Вы сами виноваты — порку вы заслужили. Надеюсь, впредь вы дважды подумаете, прежде чем станете мне врать.
Эйприл густо покраснела, вспомнив, как он ее отшлепал.
— Я не…
— Хорошо, что вы поняли. Потому что в следующий раз я не буду столь снисходителен.
Эйприл открыла рот от возмущения. Неужели он может отшлепать ее еще сильнее? Однако веселый блеск в его глазах говорил о том, что он подшучивает над ней.
— Да, я подозревала, когда вас встретила, что все примерно так и закончится.
Райли захохотал. А Эйприл… ей было так приятно смотреть, как он смеется.
— Я хотела сказать, милорд, что я никогда в жизни не садилась на лошадь. Все, что я знаю о лошадях, — это то, как не попасть под них на лондонских улицах.
Глаза под длинными пушистыми ресницами азартно загорелись.
— Вы просто еще не раскрыли для себя их благородства. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Он взял ее за руку и стремительно увлек к загону.
За конюшней находилась квадратная площадка, обнесенная белым дощатым забором. Внутри загона стояли две лошади потрясающей красоты. Таких замечательных животных Эйприл ни разу в жизни не видела. Та, что покрупнее, была темно-коричневого цвета с черными чулками. Это был жеребец, и он гарцевал вдоль ограды и вокруг кобылки, которая была чуть поменьше и делала вид, что не замечает жеребца. Кобылка была изящная, светло-рыжая, с молочными чулками.
— Адонис показывает блестящие результаты, четырнадцать побед из двадцати пяти заездов, а в прошлом году стал чемпионом в Ньюмаркете. Его рост более ста семнадцати сантиметров. Разве он не красавец? Среди чистокровных скакунов в моей конюшне вы не найдете второго такого. Каков силач и какая выносливость! Правда, он немного норовист — чувствуется горячность дикого животного, — но у него бесподобная родословная. Среди лошадей он король.
— Вы поедете на нем? — спросила Эйприл.
— Не сегодня. — Райли прислонился спиной к столбику ограды. — У Адониса другие дела.
— Какие?
— Сегодня ему предстоит случка.
Эйприл повернулась к светлой лошадке в середине загона.
— Он, кажется, не очень-то ей интересен.
Райли сверху вниз посмотрел на Эйприл:
— Заинтересуется.
Она выдержала его взгляд.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Эта молодая кобылка еще не тронутая. Адонис должен ее расшевелить. Он заставит ее обратить на него внимание.
Эйприл чувствовала, как краска заливает ей щеки, но глаз не отвела.
— А что, если кобыла не захочет спариваться с вашим Адонисом?
— Захочет.
— Почему?
— Потому что она ничего не сможет с собой поделать. В ее натуре желать его.
— Не слишком ли вы уверены? А если она уже выбрала другого?
— Это невозможно. Он предназначен для нее. Они идеально подходят друг другу.
— Это вы так считаете.
Он самонадеянно кивнул. Да он всегда во всем прав.
Эйприл заглянула в загон. Адонис приближался к кобылке сзади. Вытянув большую голову, он нюхал ей хвост. Кобылка побежала от него прочь.
— Вы ошибаетесь. Вопреки вашим утверждениям он совсем ей не нравится.
Райли так близко наклонился к Эйприл, что она разглядела в его глазах крошечные золотые огоньки.
— Она подойдет к нему. Адонис терпелив. Как и я.
Его свежевыбритая кожа приятно пахла мылом.
— Если она еще не тронутая лошадь, то может испугаться, — заметила Эйприл.
Пальцы Райли осторожно коснулись ее волос.
— Натура берет свое даже у самых упрямых представительниц женского пола. На вид она равнодушна к нему, но одно его присутствие уже зажгло в ней желание. Чем ближе он к ней подходит, тем сильнее ей этого хочется. Когда она поймет, что пора ему уступить, то сама станет его приманивать.
Он приблизил к Эйприл свое лицо почти вплотную и носом задел ее нос, а его жаркое дыхание обожгло ей щеку. Губы у Эйприл выжидательно приоткрылись, собственное дыхание участилось. Рот Райли искушал ее подобно спелому плоду. Все, что ей надо было сделать, так это только дотянуться до него и попробовать.
Проклиная свою слабость, Эйприл не стала сопротивляться его поцелую. Он ласкал ее губы, словно дольки апельсина, которые он хочет вкусить до капли. Все разумные мысли куда-то испарились. Осталось лишь одно наслаждение.