Уж лучше безысходное отчаянье, чем эти слабые ростки надежды.
— Люси, все оксфордские суфражистки — знатные дамы. Если слухи обо мне дойдут до их отцов, у тебя начнутся проблемы.
Люси сердито нахмурилась.
— Бросить боевого товарища значит ослабить моральных дух всего войска. То, что случилось с тобой, могло случиться с кем угодно.
Нет. Ни одна знатная дама не ударила бы полицейского.
— Мы же не солдаты, — возразила Аннабель. — И не заслоняем собой боевых товарищей от пуль. Мы — женщины, и нас оценивают по опрятным платьям и безупречной репутации, а не по храбрости. Поверь мне, тебе будет легче поддерживать боевой дух войска без меня.
Она оставила подруг в ошеломлённом молчании и вышла из отеля "Рэндольф" в холодное унылое утро. Пройдя по улице Сент-Джайлз, Аннабель подошла к арочным дверям Сент-Джонса, чтобы завершить последнее дело.
Дженкинс сидел за своим письменным столом с головой погруженный в работу. С левой стороны его волосы стояли дыбом, как будто профессор в прямом смысле пытался вытащить из головы очередную блестящую мысль. Увидев такой знакомый организованный хаос в его кабинете, у Аннабель защемило сердце, ей потребовались все силы, чтобы не заплакать.
— Мисс Арчер. — Дженкинс снял очки и моргнул. Этот жест тоже показался ей до боли знакомым.
— Я и не подозревал, что вызывал вас сегодня.
— Могу я войти, профессор?
— Пожалуйста, проходите.
Только когда она села на стул, он посмотрел на закрытую дверь и нахмурился.
— Где ваша шумная компаньонка?
— Боюсь, мне придётся уволиться с должности вашей помощницы, — сообщила Аннабель.
Черты его лица заострились, Дженкинс всецело переключил внимание с греческих древностей на неё. Как можно короче Аннабель поведала ему о своих обстоятельствах, за исключением тех, которые касались Себастьяна.
— Настоящая дилемма, — проговорил Дженкинс, когда она закончила свой рассказ. — Глупый цирк, но в данном случае ничего не попишешь.
Аннабель кивнула, чувствуя, как гаснет последняя искра надежды.
Дженкинс снова надел очки и откинулся на спинку стула.
— Я не могу вас отпустить. Вы слишком ценный работник.
Она слабо улыбнулась.
— Спасибо, — сказала Аннабель. — Я буду очень скучать по работе здесь.
Мгновение он молчал.
— Вы хотите продолжить работать моей помощницей?
— Да, — без колебаний ответила Аннабель. Вот бы нашёлся способ. При одной мысли о возвращении в унылый Чорливуд, ей хотелось выть.
— И вы хотели бы остаться в Оксфорде? — спросил Дженкинс. — Возможно, поначалу вы будете испытывать некоторые трудности.
— Я больше всего хочу остаться, — сказала она. — Но не знаю как.
— Есть один способ, — сказал Дженкинс. — Вы могли бы выйти за меня замуж.
Глава 28
"Вы могли бы выйти за меня замуж".
Замуж за него? За Дженкинса?
— Кажется, я лишил вас дара речи, — заметил Дженкинс. — Полагаю, правильно будет сказать: Мисс Арчер, не окажете ли вы мне честь стать моей женой? — Он выжидающе склонил голову.
— Немного… неожиданное предложение, — еле слышно проговорила она.
— Неужели? — озадаченно спросил он. — Не может быть, чтобы такая возможность не приходила вам в голову.
Как бы ей ни нравился профессор Дженкинс, такая возможность никогда не приходила ей в голову. Он, конечно, был выдающимся человеком и к тому же завидным холостяком, не слишком старым, с хорошими зубами и широкими плечами. Но обычно предложению предшествовало ухаживание.
С другой стороны, он сводил Аннабель на концерт. Два раза в неделю пререкался с ней на латыни и подкармливал яблоками. Любому стороннему наблюдателю предложение о замужестве показалось бы логичным продолжением. Почему же Аннабель не приходило это в голову?
— Я уже некоторое время обдумываю идею женитьбы, — сказал он. — Я хочу взять вас с собой на Пелопоннес, и замужество — самое целесообразное решение для осуществления этой поездки.
— Целесообразное, — повторила Аннабель.
Он кивнул.
— В противном случае мы нарушим все правила приличия, потому что я ни за что на свете не возьму с собой вашу миссис Форсайт.
— Профессор…
— Пожалуйста, — перебил он, — выслушайте меня. Мисс, вы редкая находка для такого человека, как я. Обычно люди бывают либо интеллектуально одарёнными, либо приятными. Два этих качества редко сочетаются в одном человеке. Как в вас. Вы — мой лучший помощник. Кроме того, как и я, вы, похоже, не особо интересуетесь детьми в отличие от большинства женщин. Знаю, что у меня неординарные запросы, и именно поэтому я всё ещё не женат, но я способен обеспечить жену. Моё имя оградило бы вас от всей этой чепухи, которая в настоящее время усложняет вам жизнь. Фактически, вы могли бы продолжить работать, как будто ничего не произошло.
На лице Дженкинса появилось выражение, которое Аннабель раньше не видела. Он смотрел на неё с надеждой.
Она попыталась представить его своим мужем, ведь он ей нравился, а её будущее висело на волоске. Опрометчивое решение могло пагубно сказаться на всей жизни Аннабель.
Дженкинс — хороший человек, который всегда заботился о её благополучии. Внешность, запах и манера одеваться, всё в нём ей импонировало. У него наверняка есть экономка, которая выполняет работу по дому, так что Аннабель сможет ему ассистировать, ни на что не отвлекаясь. Конечно, он непростой человек: мозговитый и раздражительный. Большую часть своей жизни профессор проводил, уткнувшись носом в книгу, но, учитывая, что Аннабель уже успела к этому привыкнуть, то и в будущем проблем не ожидала.
Но могла ли она представить, как он возвращается домой, ослабляет галстук, снимает рубашку и накрывает Аннабель своим обнажённым телом?
Она поняла, что краснеет.
— Вы… вы упомянули, что не хотите детей.
Дженкинс выпрямился, чувствуя, что они вступают в переговоры.
— Я не возражаю против них в принципе. Но нам они будут совсем некстати.
— Большинство людей утверждает, что смысл брака именно в детях.
Дженкинс скривил лицо.
— Большинство людей — полные дураки. Моей жене придётся разбираться в специфике моей работы и помогать. Ведь моя работа и есть — я. Будь вы мужчиной, учитывая ваши способности, уже бы прославились в нашей сфере деятельности. Но как только вы начнёте плодиться и размножаться, то станете совершенно бестолковой, ваш острый ум притупится, а визжащие негодники будут постоянно требовать вашего внимания. И к тому же потеряете несколько зубов, поверьте мне, я видел, как всё это происходило с моими шестью сёстрами.
Ей следовало бы обидеться. В истории предложений руки и сердца это, совершенно точно, было самым неромантичным. Но, с другой стороны, после ареста Аннабель нельзя считать хорошей партией. Предложение Дженкинса всё же приличнее, чем предложение стать содержанкой аристократа.
Её молчание нервировало профессора. Он принялся вертеть в пальцах ручку.
— Может быть, я сделал неправильный вывод? — уточнил Дженкинс. — Мне показалось, вы не вышли замуж по собственной инициативе, я думал, что семья не входит в ваши приоритеты.
Она с трудом заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Я просто задумалась, предлагаете ли вы номинальный брак.
К его чести, он ответил не сразу, уделив должное внимание вопросу.
— Вы бы предпочли такой брак? — наконец, спросил он. За стёклами очков его глаза были непроницаемыми, но плечи заметно напряглись.
Естественно, да. Впрочем, с формальной точки зрения, Дженкинс превосходил все её надежды: учёный, удобный, свободный игнорировать глупую общественную мораль, прикрываясь своей знаменитой эксцентричностью. И самое главное, Аннабель испытывала к нему симпатию. Симпатию, не любовь. У него никогда не получится разбить ей сердце. Но если отказать ему в брачном ложе, будет ли он уважать её решение и не обозлится ли со временем?
