— Я бы хотела немного обдумать ваше предложение, — проговорила она. — Неделю. Если вас устроит.
После короткой паузы Дженкинс кивнул.
— Неделя. Вполне приемлемый срок.
Неделя. Неделя, чтобы обдумать альтернативу возвращению в дом Гилберта, где придётся признать, что учёба всё-таки оказалась слишком сложной задачей для её женского мозга и что она с радостью продолжит бесплатно работать на кузена до конца своих дней, не имея никаких перспектив на будущее. Возможно, дело даже не дойдёт до работного дома. Возможно, Аннабель окончит свои дни в Бедламе, бормоча себе под нос, что в былые времена герцоги и оксфордские доны соперничали за её внимание.
Она вышла из кабинета Дженкинса, думая, что нужно было сразу согласиться на его предложение.
Герцогу не пристало посещать инвестиционные собрания. Взгляды следовали за Себастьяном по пятам. Появись он в низкопробном борделе, это вызвало бы и то меньше пересудов. Но такие люди, как Жюльен Гринфилд, не стали бы делиться конфиденциальной информацией ни с инвестиционным поверенным Себастьяна, ни за скромным ужином. Необходимо лично удостоить Гринфилда присутствием в его городском доме, чтобы взамен получить ценные сведенья. Вот такая сделка. Даже деловые предприятия не обходились без политики, и уж тем более без мелких силовых игр.
Гринфилд взял с подноса проходящего мимо официанта два бокала с бренди.
— Я предлагаю пройти в гостиную, те парни очень хотят познакомиться с вами лично, — сказал он, протягивая один бокал Себастьяну, а другой обхватывая своей пухлой рукой.
Не пригубив ни капли спиртного, Себастьян шёл по коридору, слушая рассказ Гринфилда об алмазном руднике, акционером которого планировал стать. Два южноафриканских деловых партнёра в гостиной потенциально могли бы помочь Себастьяну разбогатеть ещё на миллион фунтов, если он сочтёт, что им можно доверять.
Первое впечатление было многообещающим: они крепко пожали друг другу руки и установили зрительный контакт. Младший из партнёров начинал как горный инженер, поэтому знал все тонкости добычи алмазов. Его описание текущего состояния проекта соответствовало той информации, которую предоставили Себастьяну его люди.
Но внезапно случилось непредвиденное, краем глаза он заметил знакомую фигуру.
Слова дельца превратились в бессмысленный шум.
Аннабель.
На мольберте, который охранял лакей, стояла картина с изображением бесподобной блистательной версии Аннабель в натуральную величину.
Её зелёные глаза смотрели на него из-под полуприкрытых век с каким-то тайным торжеством. Плечи Аннабель были отведены назад, волосы развивались вокруг неё, словно пламя факела в бурю. Из-под подола облегающего белого платья выглядывала знакомая бледная ступня.
В лёгких не осталось воздуха.
Чёрт. Он находился в своём персональном аду, где все пути сходились в одной точке.
Как во сне, Себастьян подошёл к картине, не отрывая взгляда от лица Аннабель.
Ведь когда-то он гладил эти гордые скулы, целовал изящный нос. Ощущал роскошный рот на своём члене.
Возле неё на коленях стояли двое мужчин с обнажёнными торсами. Один брюнет, другой блондин. Запрокинув головы, они смотрели на неё со знакомым ему выражением благоговения, горечи и тоски.
Елена Троянская предстала в образе настоящего кукловода, а не награды.
— Вижу, вам пришлась по душе работа моей дочери, — заметил Гринфилд.
Себастьян издал нечленораздельный звук.
— Поразительно, вы не находите? — Гринфилд наклонил бокал в сторону Аннабель. — До того, как дочь уговорила меня отпустить её в Оксфорд, я был убеждён, что отличительной чертой всех синих чулков являются усики и бородавки. Представьте моё удивление, когда она представила нам эту молодую особу на вашем новогоднем балу. Я был рад ошибаться.
— Я бы тоже был рад, — подхватил инженер. — Ради неё я бы спустил на воду армаду кораблей.
— Я бы спустил не только корабли, — протянул его старший товарищ, и они рассмеялись.
— Сколько, — с угрозой проговорил Себастьян, смех резко затих. — Сколько вы хотите за картину?
Кустистые брови Гринфилда взлетели вверх.
— Не думаю, что картина предполагалась для продажи…
— Ну же, Гринфилд, — сказал Себастьян, — всё имеет свою цену.
Банкир тут же пришёл в чувство. Он, как никто, понимал язык денег.
— Предложение безусловно можно обсудить, — заверил Гринфилд. — Я уверен, что Харриет согласится расстаться с картиной за внушительную компенсацию.
— Превосходно, — проговорил Себастьян. Он залпом опрокинул бокал бренди и со стуком поставил его на буфет. — Упакуйте её и отправьте в мой дом в Уилтшире. Всего хорошего, джентльмены.
Себастьян покинул дом Гринфилда, оставив за собой вереницу взволнованных и ошеломлённых людей, которые имели неосторожность встретиться с ним взглядом. Поднялся ропот: "Вы видели, как надменный герцог Монтгомери выбежал из дома Гринфилда, он был мрачен и непредсказуем, как сам Вулкан?"
Тем временем герцогское ландо уже неслось на бешеной скорости к вокзалу Виктория.
В саду за домом в Клермонте пахло грязью и опавшими листьями.
— Ваша светлость! — Стивенс заметно обрадовался, увидев Себастьяна, шагающего к конюшням в угасающем свете дня.
— Приготовь моего коня, — приказал Себастьян. — И только его. Я отправляюсь на прогулку в одиночестве.
Глаза Стивенса расширились, когда он понял, что хозяин не в духе. Вскоре слуга вывел из конюшни Аполлона в полной амуниции. Жеребец укоризненно заржал, заметив Себастьяна, который рассеянно почесал мягкий нос, ткнувшийся ему в грудь.
— Он скучал по своему хозяину, — объяснил Стивенс. — На днях укусил Макмахона за зад.
Себастьян нахмурился.
— Его выводили на прогулку?
— Не часто. Последние несколько дней лило как из ведра, поля развезло. Он может быть немного пугливым, ваша светлость.
Себастьян придерживал Аполлона, пока скакал по подъездной дорожке, чувствуя, как вибрируют скованные напряжением мышцы животного, словно пружины, готовые в любой момент распрямиться. Стоит слегка пришпорить коня, на дюйм ослабить вожжи, и он пулей рванёт вперёд.
В последнее время Себастьян избегал поездок в свой загородный дом, потому что всё в Клермонте напоминало ему о ней. Чем усерднее он старался держать себя в руках, похоронить глубоко в себе все мысли и чувства, тем быстрее терял контроль, как будто страсть, которую Себастьян сдерживал всю жизнь, вырвалась на свободу и начала ему мстить. Как будто раньше он был избавлен от безумия любви только потому, что судьба уготовила ему пасть жертвой этой самой женщины.
В другой жизни он сделал бы её своей женой. Она уже была бы его женой.
Когда Себастьян выехал с подъездной аллеи, его взору открылись бескрайние поля. Сумерки скрадывали краски деревьев, земли и неба. Всё вокруг казалось серым, абсолютно серым.
"Хватит," — поклялся себе Себастьян. Достаточно всего этого.
Он уедет из Лондона и переберётся обратно в Клермонт. Он вернёт жизнь в прежнее русло, как делал это уже не один раз.
Себастьян наклонился вперёд в седле, и Аполлон сорвался с места.
Он галопом проскакал по тропинке, затем свернул в поле и помчался к лесу в отдалении. Ветер больно хлестал по лицу. Из уголков глаз брызнули холодные слёзы и потекли по щекам. Скорость захватила все чувства. В ушах звучал свист и глухой стук копыт, пейзаж быстро приближался навстречу. Голова была пустой, остались только сосредоточенность, скорость и холод.
Хватит, хватит, хватит.
Он гнал Аполлона всё быстрее и быстрее, пока лес отчётливо не замаячил на краю поля.
Себастьян натянул поводья.
Что-то маленькое и блёклое промелькнуло на земле.
Аполлон заржал и метнулся в сторону.
Себастьян инстинктивно подался вперёд, но почувствовал, что круп лошади опускается, а задние ноги подкашиваются. Одно ужасное, неконтролируемое движение и мощное тело жеребца уже вздымалось вверх, достигнув точки невозврата.
