у меня одеяло. Обычно я бьюсь за него до последнего, но сейчас у меня были вопросы посерьезнее.
— Милый, а когда я успела согласиться стать твоей женой? — этот момент меня очень волнует.
— В прошлую среду.
— А при каких обстоятельствах, — уточняю подозрительно.
— Помнишь, я спросил тебя, какой месяц ты считаешь классным для свадьбы? Ты сказала: «Май»! Мне понравилось, и ждать не долго.
— То есть ты, скотина такая, считаешь это нормальным предложением руки и сердца? — я со всего размаха бью его подушкой.
— Катюша, зачем предлагать? По-моему, это очевидное развитие событий. Вот время освободилось, и я могу жениться.
— А меня спросить? — я луплю его подушкой.
— Если бы ты была не согласна, ты бы уже от меня ушла. Катя, хорош. Я сейчас такой добрый, потому что наказывать тебя времени нет.
— В смысле, нет времени? А сколько осталось? — вскакиваю я.
— Регистрация через три часа, — отвечает этот смертник!
— Что? — кричу я. — Как ты мог? Это невесте нужно время, чтобы собраться, а не жениху! Бесчувственный чурбан! Я не пойду за тебя замуж! Где мое кольцо? Где платье? Я хотела нормальную свадьбу! А тут даже мама не в курсе!
Реву.
Сволочь!
Я так хотела за него замуж, а он все взял и испортил.
— Кать, не плачь. — успокаивает меня Кирилл. — Мама в курсе, она сейчас подъедет вместе с визажистом. Именно она и организовывала банкет.
Все еще всхлипывая, таращусь на свежеиспеченного жениха.
— А платье?
— Ты же ей показывала недавно, какое хочешь. Мы купили. Все хорошо, — Кир продолжает гладить меня по спине. Он вообще в последнее время на себя не похож. Очень терпелив ко мне.
— Мама в курсе? — переспрашиваю я. — Это, что, заговор?
— Это чтобы ты не нервничала лишний раз. Ты в последнее время взвинченная, а тебе это вредно.
— Это всем вредно, — почти успокоившись, но еще икая, говорю я.
— Да. Всем.
Коршунов мнется и явно, что-то хочет мне сказать.
— Ну. Говори. Лучше я сейчас психану и поплачу, чем потом, когда меня накрасят.
Он как-то неуверенно кивает.
— Я давно хотел тебе сказать, ну как давно. Недели три.
— Тогда не тяни.
— Ты беременна, — с виноватым выражением лица объявляет Кир.
— То есть как? С чего ты решил? И в прошлом месяце у меня задержки не было…
— Это не я, это твоя мама вычислила, а я просто организовал анализы.
— Так вот зачем ты меня таскал кровь сдавать, — догадываюсь я.
Коршунов настороженно кивает.
И меня осеняет:
— Так вот чего ты такой мирный и осторожный в последнее время!
И снова разражаюсь плачем:
— Я стану толстая и страшная, и ты меня хотеть не будешь.
— Катюша, вот когда я думаю о тебе с животиком, тогда я и не даю спать, так что успокойся и пошли вниз. Мне кажется, твоя мама приехала.
— Ты меня хоть немного любишь? — смотрю на него из-под мокрых ресниц.
Кира перекашивает.
— Катя, я тебя хочу, я на тебе женюсь, я собираюсь с тобой жить до конца своих дней, трахать тебя во всех позах, и сделать не менее четырех детей. Жду не дождусь, когда появится животик, а твои груди нальются еще больше.
Скептически смотрю на Коршунова.
— Что? Надо было соврать что-то красивое? — переспрашивает он с опаской, в любой момент ожидая слезоразлива.
Киваю, но в целом, сейчас был максимум романтичности, на который способен Кир.
Ой!
— А ты точно уверен насчет четырех детей? — тоскливо спрашиваю я.
— Абсолютно. Догоняй, — и сбегает от меня.
Черт, а я хотела двоих. Но если Коршунов говорит четверо, значит он сделает четверых и не меньше.
Тяжело вздыхая, я смотрю на себя в зеркало и подмигиваю.
Мое новогоднее желание сбылось.
Чудеса случаются.
Я выхожу на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. Когда сам трезвый, то перебравшие окружающие пахнут перегаром чересчур активно. На перилах замечаю притулившуюся верхом фугурку. Такой бомбезный шапец у нас носит только одна персона.
— Дашунь, ты чего здесь одна? — запахиваюсь поплотнее в шубу и облокачиваюсь рядом с Дашкой.
— Катя! Ты же кормящая! — возмущается она, заметив у меня в руке бутылку пива.
Отмахиваюсь:
— Безалкагольное, сплошной обман, но хоть есть, чем тост поддержать. Так чего стряслось?
— Ничего. В том-то и дело, что ничего не стряслось. Жизнь просто встала. Все обрыдло.
— Ого, какие пораженческие мысли, — присвистываю я.
— Да вот собрались снова отметить старый новый год, те же люди, та же турбаза. У всех какие-то новости, изменения, события. А у меня все так же, как и два года назад. Ну, минус Лёня. Раньше еще ничего было, пока не замужем хот бы ты была. А теперь у тебя муж, ребенок… Ты не думай, я за тебя рада. Но завидно.
— Даш, я все прекрасно понимаю, — усмехаюсь я. — Два года назад, как и ты торчала на этом крыльце, и было мне паршиво. У тебя хотя бы Лёня не буйный, мой бывший тогда, как ты помнишь, фортель знатный отколол. Я смотрела в небо и думала, что бабий век не долог, я хочу семью, детей и нормального мужика. Разве это много? Раскисла я тогда, короче. Только знаешь, это ведь все временно.
У меня в кармане шубы начинает вибрировать телефон.
— Катюш, ты мне что сказала? — слышу я недовольный голос.
— Что я буду с друзьями на турбазе, — охотно отвечаю я.
— А еще что?
— Что не буду влезать ни в какие неприятности.
— Я тут подумал… Короче говоря, пока тебя нет, мы с Лешкой нашли мою балаклаву.
Как это вы нашли ее с Лешкой, — хмурюсь я. — Он только ходить начал, а балаклаву я убрала высоко.
— Не перебивай, женщина! Я тут договорился с нянькой она посидит с Алексеем Кирилловичем, а Антон ваш еще не напился и готов подкинуть тебя до опушки. Призывно орать с сосны я тебе не предлагаю, но как насчет сходить в баньку и выпить чая с медом? Возвращайся, а?
Улыбаясь, молчу в трубку.
За эти два года я ни разу не слышала от Коршунова
