мазнув взглядом по моему бледному телу, отправляется прочь.
Провожаю его статную фигуру до угла и наконец-то выдыхаю.
— Классный мужик, — тянет Маша, снова укладываясь на лежак.
— Ро-ма-а-но-ва, — стону, прикрывая глаза рукой. — Закрой свой рот.
Она глухо смеётся.
— Не будь ты моей подругой, я бы так оттянулась с ним, что ноги бы к утру не собрала.
Прыскаю от смеха.
— Твою мать!.. Когда ты уже натрахаешься? — спрашиваю её, качая головой.
— К пенсии, возможно. Но это не точно.
* * *
Детский клуб при отеле располагается сразу за рестораном. Место тихое и огороженное цветастым заборчиком.
Ничуть не удивляюсь, когда нахожу там Андреева. Он уже переоделся в шорты и лёгкую гавайскую рубашку.
— Мама, — кричит Марк. — Смотри, какую машину мы с Матвеем построили из Лего.
Не обращая внимания, рыскаю по ящикам с детской одеждой.
— Где твоя панама? — спрашиваю сына, игнорируя насмешливый взгляд. — Пойдём в номер.
— Я с вами, — тянет Андреев.
Закидываю в него пару воображаемых молний, чтобы он захлопнул рот.
Я сегодня крайне кровожадная. А ещё голова жутко раскалывается. Так сильно, что приходится сжать виски ладонями.
Мигрень одолевает.
— Мама, ну почему Матвей не может пойти с нами? — ноет Марк, надевая сандалии.
— Потому что у него есть свой номер, — бормочу под нос, продолжая растирать кожу на голове.
— А можно, мы к Матвею пойдём?
Боже!
— Марк, — шиплю сквозь зубы и хватаю его руку. — Идём уже.
Но взбудораженный появлением Андреева ребёнок не собирается сдаваться, и всю дорогу пока мы направляемся в сторону двухэтажных домиков, он планомерно ноет и выводит меня из себя.
Чуть повернув корпус, вижу, что Матвей так и идёт за нами.
Вот что он за человек такой?
Злость все больше и больше вскипает во мне настолько, что впору приоткрыть крышку и уменьшить огонь.
Наш с сыном номер располагается на первом этаже. Номер Маши — смежный. Быстро отворяю замок с помощью карточки и втаскиваю хныкающего сына. Сама же остаюсь за дверью и жду, пока Андреев донесёт до меня свою драгоценную подтянутую пятую точку.
— Матвей, зачем ты приехал? — спрашиваю без долгих реверансов.
— К тебе, — он пожимает плечами.
— Зачем? Мы же обо всем договорились?
— Я ни о чем с тобой не договаривался, — поджимает недовольно губы.
Теряю дар речи, кружа по его гладковыбритому лицу глазами. Замечаю всё. То, как упрямо дёргается его широкий подбородок и загораются яркие песчинки в светло-серых глазах. Как чуть краснеет его кожа на скулах и раздуваются крылья носа от негодования.
— Секса больше не будет, — твёрдо проговариваю. — Ты классный. Реально классный, весёлый парень.
Он приподнимает брови иронично.
— Я не шучу, — продолжаю. — Будь я помоложе лет на десять.
— Да блядь, ты серьёзно? — взрывается, хватая меня за руки и притягивая к себе.
— Я серьёзно. Я старше тебя. Я замужем.
— Мне по хрен, — мотает он головой, словно откидывая неинтересную информацию.
Одновременно стискивает в объятиях, подцепляет резинку, удерживающую мои волосы, и зарывается в них лицом. Наше дыхание учащается, притворяться спокойной становится все тяжелее.
— Матвей, — шепчу устало. — ХВАТИТ.
Его сильные руки крепко держат. Так что не вырваться. Он весь как бронепоезд.
— Матвей, — шиплю и выкручиваюсь из кольца, словно ядовитая кобра.
— Вик, перестань, — одёргивает он мой сарафан, не давая ускользнуть.
— Да отвяжешься ты уже или нет, — скулю ему в тёплую щеку. — Что ты таскаешься за мной по всему свету?
— Может, влюбился? — шепчет он надрывно.
Влюбился?
Матвей Андреев в меня влюбился?
И что мне с этим делать? — размышляю, собираясь на ужин. Пока отутюживаю детскую белую футболку-поло, сын, лёжа на кровати, общается с отцом по телефону.
Мы не контактировали с мужем больше двух недель. В первый раз за последние пятнадцать лет.
Это больно. Отчаянно больно.
Моя любовь к нему сейчас подобна высохшей горной реке. В своё время она была полноводной, с золотистыми болтающимися рыбками и резвым потоком. Но жизнь, как жгучее солнце, внесла свои коррективы, и река начала высыхать. Сперва сник поток, потом сдохли все рыбы. А сейчас и воды не осталось. Ни капли.
— Мамочка, папа хочет тебе что-то сказать, — подбегает Марк, размахивая телефоном в руке.
Выдыхаю, мысленно проклиная Свободина. И качаю головой.
— Мама, ну поговори, — хнычет Марк. — Ты что, не любишь больше папу?
Чёрт.
— ДА! — выдёргиваю телефон и отправляюсь в ванную, где сразу же щелкаю задвижкой. Опускаюсь на крышку унитаза. Отличное место, чтобы обсудить наш брак.
— Вик, что происходит? Какая муха тебя цапнула на хер? — шипит Свободин.
— А ты не догадываешься? — цежу в ответ, чувствуя ноющую боль в голове.
— Прикинь, нет, блядь, — взрывается он. — Вообще без понятия. Ты творишь какую-то дичь.
— А ты подумай, Лёш?
— Пиздец, над чем подумать? — усмехается.
Растирая висок, поднимаю голову и смотрю на гладкий натяжной потолок с встроенными светильниками.
— Я подаю на развод, Лёш, — заявляю сбивающимся голосом. — Подтверди на госуслугах, пожалуйста.
— Ты че больная? Какой на хер развод? — ошарашенно выдыхает.
— По взаимному согласию.
Свободин смачно матерится и хлопает дверями. В городе сейчас вечер и он, по всей видимости, зашёл в свою комнату. Если он дома, конечно.
— Вик, скажи, что не так? — спрашивает сипло. — Мы, конечно, цапались. Оба были не правы. Но развод? Я не готов.
Слова вымолвить не могу. Я вроде бы все решила. Но сейчас вдруг на грудь налетает бетонная плита сомнений. Я никогда не представляла жизнь без мужа. Даже мыслить об этом боялась.
— А Марк? Ты о нём подумала? — ловко разыскивает кнопку в моей душе, на которую можно надавить.
— А ты хоть раз за последние года два о нем подумал? — спрашиваю едко.
— Конечно! Ты хочешь сказать, что я плохой отец?
Плохой ли он отец? В общепринятом смысле, наверное, нет.
— А дом?.. — продолжает. — Как вообще все это будет? Где я буду жить?
В меня словно петарда прилетает, которая подрывает и без того потрёпанные нервы. И я уже кричу в телефонную трубку:
— А это ты у Ангелины Александровны М. узнай. Разберётесь, как-нибудь.
Он стихает и молчит. У меня тысячи мыслей мелькают. Ну скажи, что это твоя коллега? Партнёр? Мать соседа? Я не знаю. Лёшечка. Скажи хоть что-нибудь! Чтобы мне стало легче. Хоть на мгновение. Чтобы эта двухнедельная черная дыра внутри зарубцевалась. Я, конечно, тоже хороша. Но если бы муж не лгал, я бы в жизни в сторону другого мужчины не взглянула.
Я не шлюха!
Вместо какого-то внятного оправдания, Лёша разбито произносит:
— Откуда ты узнала?
Проклятые досадные слезы собираются в уголках глаз. Это
