Адриан смотрел на Матильду так, как не смотрел никогда. Наделенная слишком длинным носом, слишком маленьким подбородком и слишком тонкой шеей, она не была красавицей. Зато у нее была белая чистая кожа. И еще редкостная чуткость. Этим малопонятным свойством, говорившим о благородстве и храбрости, она походила на отца. Для приютского мальчика оно отождествлялось с длинными белыми пальчиками в кольцах. Тот романтический ореол, в котором Адриану всегда представлялся старик, теперь окружал и Матильду. Ему тоже хотелось иметь такой ореол, ему хотелось завладеть им. Кружа по двору, он напряженно строил тайные планы. Он решил получить законное право на легкое, едва заметное прикосновение, которое ощутил, когда ее пальцы дотронулись до его лица. Он строил тайные планы.
Адриан смотрел, как Матильда ходит по дому, и она не могла не чувствовать его пристальный взгляд, неотступно следовавший за ней. Из гордости она делала вид, будто ничего не замечает. Когда он — руки в карманах — оказывался рядом, она смотрела на него с такой безразличной приветливостью, что это действовало лучше, чем откровенное пренебрежение. Благовоспитанная Матильда держала его в руках, приказав себе воспринимать его таким же, как прежде: маленьким мальчиком, который жил с ними в одном доме, но был им чужим. Только вот почему-то не хватало смелости вспоминать о его лице под своей ладонью. Стоило Матильде вспомнить об этом, она терялась. Ее рука нанесла ей оскорбление, и Матильда готова была ее отсечь. Матильда страстно хотела отсечь мучившее ее воспоминание. И делала вид, будто это совершилось.
Однажды, беседуя с «дядюшкой», Адриан посмотрел прямо в глаза больному старику и сказал:
— Я не хотел бы жить в Росли до самой смерти.
— Дело твое — тебе и не надо.
— А вы думаете, кузине Матильде тут нравится?
— Думаю, да.
— Разве это жизнь? А на сколько она старше меня, дядюшка?
Больной пытливо посмотрел на молодого солдатика.
— Намного.
— На тридцать лет?
— Ну, нет. Ей тридцать два года.
Адриан задумался.
— Не похоже.
Больной старик вновь посмотрел на него.
— А вдруг ей захочется отсюда уехать? — спросил Адриан.
— Нет, не захочется, — упрямо возразил старик.
Адриан сидел не шевелясь, погруженный в свои мысли. Потом он тихо, спокойно, словно слова шли из самой глубины души, проговорил:
— Я женюсь на ней, если вы не против.
Старик не сводил с Адриана изучающего взгляда. Это продолжалось довольно долго. С непроницаемым видом молодой человек смотрел в окно.
— Ты! — с насмешкой, даже с презрением, проговорил старик. Адриан повернул голову, и их взгляды встретились. Мужчины отлично поняли друг друга.
— Если вы не против.
— Нет, — отворачиваясь, сказал старик. — Я не против. Мне такое никогда не приходило в голову. Но… но младшая у меня Эмми.
На землистых щеках появился румянец, словно жизнь вдруг вернулась к умирающему. Он втайне любил этого парня.
— Спросите у нее самой.
Старик задумался.
— Не лучше ли тебе спросить?
— К вам она прислушается.
Они помолчали. Пришла Эмми.
Два дня мистер Рокли был взволнован и задумчив. Адриан тихо ходил по дому, ничего не говоря и ни о чем не спрашивая. Наконец отец и старшая дочь остались одни. Это случилось рано утром. Старика мучила сильная боль. Потом боль отступила, и он лежал, обдумывая предложение Адриана.
— Матильда! — вдруг проговорил он, глядя на дочь.
— Я здесь.
— Ну да! Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня…
Матильда встала в ожидании.
— Нет, ты сядь. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за Адриана…
Ей показалось, что он бредит. В страхе она снова вскочила со стула.
— Нет, сиди-сиди. Тебе не послышалось.
— Но, отец, ты сам не знаешь, что говоришь.
— Отлично знаю. Я говорю, что ты должна выйти замуж за Адриана.
Для Матильды это было как гром среди ясного неба. Ее отец не любил зря болтать.
— Ты сделаешь это.
Она медленно подняла голову и посмотрела на него.
— Кто внушил тебе эту мысль? — с негодованием спросила Матильда.
— Он.
Матильда чуть ли не с презрением посмотрела на отца, ее гордость была задета.
— Это же позор! — проговорила она.
— Почему?
Она не торопилась отводить взгляд.
— Зачем? Это же отвратительно.
— Парень-то в общем неплохой, — проворчал отец.
— Лучше попроси его убраться отсюда, — холодно проговорила Матильда.
Старик отвернулся и стал смотреть в окно. Матильда с горящими щеками, гордо расправив плечи, долго сидела в ожидании. В конце концов старик злобно посмотрел на нее.
— Будешь дурой, если не согласишься, и я заставлю тебя заплатить за твою дурость, ясно?
Неожиданно Матильдой завладел ледяной страх. Она не верила собственным ушам. И ничего не понимала, охваченная ужасом. Не сводя с отца глаз, Матильда решила, что он бредит или сошел с ума, или напился. Что ей делать?
— Имей в виду, если ты не согласишься, — сказал он, — завтра же пошлю за Уиттлом, и вы с сестрой ничего не получите.
Уиттл был их поверенным. Матильда отлично поняла отца: он перепишет завещание в пользу Адриана, а она и Эмми останутся ни с чем. Это было слишком. Выйдя из спальни отца, Матильда поднялась к себе в комнату и заперла дверь на ключ.
Несколько часов она не показывалась. Лишь поздно вечером рассказала обо всем Эмми.
— Черт бы его побрал, он хочет получить деньги, — сказала Эмми. — Отец сошел с ума.
Предположение, что Адриану всего-навсего нужны их деньги, было еще одним ударом для Матильды. Она не любила несносного мальчишку — но и не считала его воплощением зла. Теперь он стал ей и вовсе отвратителен.
На другой день у Эмми произошла короткая беседа с отцом.
— Отец, ты ведь не собираешься сделать то, о чем вчера сказал Матильде? — атаковала она старика.
— Собираюсь.
— Значит, ты перепишешь завещание?
— Да.
— Нет, — заявила, рассердившись, дочь.
Он посмотрел на нее, скривив губы в едва заметной злобной усмешке.
— Энни! — позвал старик. — Энни!
У него еще хватало сил кричать так, чтобы его услышали. Из кухни пришла служанка.
— Оставь все дела и беги к Уиттлу в контору. Скажи мистеру Уиттлу, что я хочу его видеть, и как можно быстрее. Пусть захватит с собой бланк завещания.
Старик немного подался назад — лечь он не мог. Дочь сидела не шевелясь, словно он ударил ее. Потом вышла из комнаты.
Адриан копался в саду. Никуда не сворачивая, Эмми направилась прямиком к нему.
— Пожалуй, тебе лучше убраться отсюда. Собери вещи, и чтоб духу твоего тут не было.
