разводить. Не разбежитесь же вы из-за этого. Он сейчас на эмоциях. Переспит с ними, и завтра будет рассуждать трезво.
– И еще яснее увидит, что я дура последняя?
– Ну, это, в принципе, и так заметно, – пытается она пошутить.
Я криво усмехаюсь, типа благодаря ее за попытку разрядить обстановку, но эту линию не поддерживаю. И до моего дома мы тоже едем в тишине.
У меня в голове на повторе крутится одна и та же запись, которую очень хочется отмотать назад и просто стереть. Весь этот дурацкий день стереть одним движением руки. Даже движением одного пальца – делитнуть и вернуться к началу, к тому моменту, как Дэн мне звонит. А я ему благоразумно не отвечаю. Ни в первый раз, ни во второй, несмотря ни на какие Юлькины советы, показавшиеся мне тогда дельными.
Остановившись у моего дома, Юлька не разблокирует двери, и я тоже не спешу выходить. Не хочется шевелиться. На меня навалилась ужасная усталость и какая-то заторможенность. Чувства притупились или вовсе отключились, как в сериале про вампиров. Сейчас мне даже как-то пофиг на то, простит меня Никита или нет. Мне и на себя пофиг. Полное бесчувствие и безразличие. Может, это и называют состоянием аффекта?
Юлька поворачивается ко мне и, глубоко вздохнув, будто решая, прыгать ей с десятиметровой вышки в бассейн или нет, говорит с сомнением:
– Короче, Кира, я все еще не уверена, стоит ли тебе все это говорить, но вот тебе мое мнение и взгляд со стороны. Не абы чей, а лучшей подруги, желающей тебе только добра и всякое такое прочее. Прошу принять это во внимание.
В другое время меня бы, наверное, насторожило такое сумбурное вступление, но сейчас я просто слушаю. Вроде, даже с интересом.
– Из двух твоих парней, с которыми мне посчастливилось познакомиться…
Я чувствую потребность ее исправить, возразить, что только один из них является моим парнем, но мне лень и не хочется сбивать ее с мысли.
– …тебе, конечно, больше подходит Никита. Он понятнее и проще. А Дэн – тот еще говнюк, да, с этим не поспоришь. Но это только на первый взгляд. Лично мне показалось сегодня, что влюблен он в тебя гораздо сильнее.
– Что ты несешь? – спрашиваю после длительной паузы.
– Сама не знаю, – грустно улыбается и торопливо продолжает: – Это мои ощущения. Мне трудно объяснить. Но связь между вами чувствуется физически, от него к тебе прям канат толстенный тянется. Странно звучит, но я так это увидела. Я же наблюдала за вами, когда вы уходили, и как по эскалатору ехали. Он типа насмехается над тобой, но и дорожит. Со своими траблами ведь он именно к тебе пошел, не к кому-то.
– Просто больше не к кому. Или все остальные оказались умнее и послали его, – выдвигаю я свои версии.
– Может быть, – Юлька пожимает плечами и продолжает медленно, будто смущаясь того, что сейчас скажет: – И еще из странных, но отчетливых ощущений – я уверена, что если бы очень захотела и очень-очень постаралась, то смогла бы отбить у тебя Никиту. Ты только не подумай, что мне это нужно…
– Не думаю, – сухо обрываю я. – Продолжай.
– Так вот, это было бы непросто, но мне кажется, что все же возможно. Правдами или неправдами. А вот с Дэном у меня бы не получилось. И ни у кого бы не получилось. Он… будто помешан на тебе. Звучит бредово, я знаю, но… Короче, может, это и к лучшему, что Никита вас увидел и…
– И бросил меня? Ты просто мастер утешения, Юль. Честно. Я бы так не смогла, – слова против воли получаются циничными.
Пока она говорила, я физически ощутила, как ее речь пробивает мою хрупкую, как оказалось, броню пофигизма.
– Не ёрничай, пожалуйста. Я говорю совершенно искренне, – защищается подруга.
– А я знаю. Знаю и верю, что ты искренне и исключительно из добрых побуждений. Но слушать тебя больше не хочу. По крайней мере, сегодня. Давай прекратим этот разговор. И вообще общение. На время.
Она даже не пытается спорить, понимая, как неуместны были ее слова, даже если по какой-то чудовищной иронии судьбы они правдивы.
– Ты позвонишь, когда…? – спрашивает робко.
– Я позвоню, – обещаю тоже искренне и выхожу из машины.
С легким чувством вины за то, что испытываю облегчение.
Пусть и случайно, но Юлька стала активной участницей этого ужасного для меня дня, и мне нужно время, чтобы его пережить. И лучше делать это в одиночестве.
Поэтому сейчас я даже рада, что завтра она улетает. И хоть еще совсем недавно собиралась ехать провожать ее – вместе с Никитой, конечно же, – теперь это придется отложить до лучших времен. Если они когда-нибудь настанут…
25 То самое чувство: Отрешенность
– Кирка, ты чего такая пришибленная всю неделю? С Никитой, что ли, поссорилась? – отведя меня в дальний угол рекреации и зажав в углу у окна, спрашивает Вика.
Вид у нее такой решительный, что я сразу осознаю – не признавшись во всех грехах, включая убийство Кеннеди, мне от нее не отвертеться.
– Не ссорилась, просто он со мной расстался.
– Да ты гонишь! – восклицает Вика излишне громко и в притворном ужасе прикрывает рот ладонью.
Я хмыкаю – "если бы…"
– Офигеть. Мне казалось, у вас все так хорошо, что я скоро получу приглашение на свадьбу.
– Ну, может, еще и получишь, только без меня, – я опираюсь руками на подоконник и, подтянувшись, сажусь на него.
После череды полубессонных ночей стоять мне трудновато. Хотя и сидеть – плохая идея, сразу клонит в сон.
Вика встает рядом и скрещивает руки на груди.
– А что ты сделала, чтобы он сразу расстался? Или не сразу, а ты, как обычно, тихушничаешь?
– Дэн, – отвечаю коротко, без объяснений, и не глядя на нее.
Никитина бывшая протяжно присвистывает.
– Это ты дала, мать. Никитка же жуткий собственник. И принципиальный к тому же. Дать ему повод для ревности – худшее, что ты могла сделать.
– А ты как умудрилась не дать такого повода? – спрашиваю в ответ с подлинным интересом. Сколько я знаю Вику и ее любвеобильность, этот вопрос постоянно меня мучил. Вот представился шанс его задать. – Возможностей у тебя было куда больше.
– А тут уже я тихушничала, – тихо смеется она и, видя, мое недоверие, добавляет: – Серьезно. Он, может, и подозревал что-то, но ни разу не поймал, не застукал, не получил прямых доказательств.
Я чувствую болезненный укол в сердце, уже далеко не в первый раз за эти
