Ангел-Хранитель, или Никогда не работай в библиотеке (СИ) - Наталья ДеСави

— Зачем ты это делаешь? — высокий темноволосый мужчина с грустью смотрел на своего друга. — Остановись пока не поздно.

— А то что? — тот продолжал подходить к маленькому человечку в лохмотьях и лаптях, забившемуся в угол между двумя мусорками. — Пожалуешься начальству? Мы, Паша, с тобой не первый день работаем. Я правила знаю не хуже. И все, что я делаю, в первую очередь, указывает на тебя. Поверь, я постарался. Я вне подозрений.

Он подошел к мусорным бакам, достал из кармана стеклянный брелок в виде старинного фонаря, направил на закрывшегося руками человека и нажал кнопку. Яркий свет озарил подворотню всего лишь на мгновенье. Но когда свет погас, место между мусорными баками было пусто, а брелок в его руках мигал, будто звал на помощь.

— Ты, Паша, не понимаешь одного, — он убрал фонарик в карман и развернулся к товарищу, — я делаю то, что нужно не только мне. Я спасаю мир. От невеж, недоучек, бескультурных и малограмотных людей. Такие не нужны этому миру.

— Ты губишь души героев, — холодно ответил Павел, — а хочешь сгубить и людей. Не думал, что ты способен на такое. Ведь мы вместе начинали, у нас была одна идея.

— Не читай мне нотации! — рявкнул мужчина, откинул прядь черных волос в сторону и прошел мимо. — Ты ничего не можешь сделать, ты это понимаешь. Я даже не трону тебя, я взял все, что мне нужно. Без силы ты не способен ни на что.

— Не я, так другие тебя остановят.

— Это ты о ком сейчас? О своих детях? Думаешь, у них есть капля Силы? Бездари! Мальчишка способен только учиться, а девчонка и на это не способна.

— Я найду как тебя остановить.

— Знаешь, — мужчина обернулся и стал возвращаться, — я знаю одно прекрасное место, где об этом можно подумать.

Он сделал призывный жест, и к нему подошел светловолосый юноша, сложил руки и между ними потекли электрические потоки. Разведя их в стороны, он открыл портал, в котором вертелись черные вихри воронки. В секунду они засосали Павла, и тут же схлопнулись.

— Пойдем, Родион, — похлопал мужчина парня по плечу. — Твоя книга должна понравиться нашему писателю.

В аудиторию врывалось полуденное солнце, заставляя вянуть листья комнатных растений также, как и умы студентов. По окну ползала жирная муха, методично изучая поверхность, в попытках найти хоть какой-нибудь выход из душного кабинета. Но выхода у мухи не было. Так же, как и у тридцати двух человек, сидевших за партами аудитории филологического факультета МГУ. За окнами бушевала весна, закрывая обзор свежими светло-зелеными листочками. Кто-то вздыхал, пытаясь разглядеть сквозь листву детскую площадку, на которой беззаботно бегали дошкольники, не ведавшие еще ученических мук. Кто-то сидел, прикрывшись от солнца конспектом, кто-то просто распластался на парте полностью выкинув белый флаг весенней жаре.

— Что-то мои будущие филологи совсем раскисли, — Изольда Львовна оглядела пожухших студентов, — Мариночка, передайте всем папки с этюдами. А я пока выберу, кто зачитает мне Есенина.

Аудитория зашумела, папки с работами передавались из рук в руки. Я выбрала свою работу и передала остальные сидящим сзади студентам.

— Ангел, ты супер, — ткнул меня Мишка в спину, — этюд на пятак у Изольды — это верх совершенства. Ты чертов литературный гений.

Я не обернулась, а протянула назад руку и в нее тут же положили 500 руб. Засунув купюру в карман, довольно улыбнулась и посмотрела на титульный лист своего этюда. Красная двойка пестрела на всю страницу. Собственно, как обычно. Свою гениальность в понимании литературы и написании литературных произведений я ненавидела всем сердцем и использовала только для заработка.

— Ангелина Литвиненко, к доске!

Я вздохнула, вынула свои длинные ноги из-под низкой парты, встала и нехотя поплелась к столу лекторши. В голове гудело от жары и духоты, хотелось выскочить в коридор хоть на пару секунд, вдохнуть свежего воздуха. Изольде Львовне было уже много лет. «Столько мамонты не живут», — схохмил бы тут Кривошеев. Поэтому окна открывать в ее присутствии строго запрещалось, под страхом получить дополнительную контрольную. Не только контрольных, но и самого лектора по филологии боялся не только весь факультет филологии, но и весь ВУЗ. Казалось, что и ректор, проходя по коридору, здоровается и кланяется пожилому педагогу больше из страха, чем из уважения. Поговаривают, что сам ректор когда-то учился у нее и не сдал ни одного зачета. А так как и сам ректор был не молод, о возрасте Изольды Львовны можно было только догадываться.

Повернувшись к студентам, я сплела пальцы перед собой, и начала:

«Сыплет черемуха снегом,

Зелень в цвету и росе…»

Ленька с первой парты перегнулся через ряд и ущипнул Емельянову. Та насупила бровки, но не повернулась. Он что-то показал ей руками, она залезла в сумочку и протянула ему маленькое зеркальце. Ленька с улыбкой хорька схватил и зажал в руках добычу. Открыв ладони, он повернул его так, чтобы яркий солнечный лучик прыгнул на зеркальную поверхность, и тут же спружинив, улетел Ангелине в лицо. Она зажмурилась, сбилась, попыталась начать с начала.

«Сыплет черемуха снегом…»

— Все, Литвиненко, садись, — Изольда Львовна что-то нарисовала в журнале.

— Но я только начала, — я прикрыла глаза рукой и сделала шаг в сторону, но прилипчивый лучик в Ленькиных руках не отставал.

— Слышала я уже, как ты начала. Как начала, таки и закончила. Каждый урок одно и тоже. Скоро защита диплома, ты о чем думаешь? О том, как замуж выскочить побыстрее? Тебе надо, ты бездарь, а не филолог. Я тебя сколько лет тяну, устала уже.

— Но я могу, — продолжала я оправдываться, хотя понимала, что это еполезно, — это все Ленька.

— Садись, — Изольда сменила тон, — нечего валить на Леньку. Ленька на одни пятерки учится, практику в «Эксмо» проходит. А ты? Уборщицей в издательстве? Моя задача — открывать таланты, а не тянуть посредственностей.

Приговор Изольды Львовны был суров. Не тянешь — нечего и пытаться. Выжить на ее уроках могли только отличники. Я стояла перед одногруппниками опустив голову и смотрела на носы своих туфель, нервно закусив губу.

— Вот молчишь, — решила не останавливаться Изольда Львовна. Видно, жара допекала и ее, вести урок совсем не хотелось, а поговорить и выместить свое раздражение на ком-то нужно было, — значит так и не устроилась никуда? Да с