— Тише, ненормальная, — прорычал сдавленно, когда я, кажется, сломала к чертям молнию на его брюках.
Но уже через секунду и он об этом забыл, выгнулся и зарычал, когда мои коготки сомкнулись вокруг его напряженного члена. Я почти не соображала, медленно скользя языком по его атласной вершине, наворачивая им круги и накрывая губами всю поверхность. И двигалась все быстрее, сдавливая головку, посасывая и сжимая рукой в основании. Волк был вкусным, пряным, с горчинкой, как я любила. И таким же ненасытным.
Но неожиданно все разлетелось осколками, которых было не собрать. Он схватил меня за волосы и дернул к себе так, что на глазах выступили слезы. Я вскрикнула, еле фокусируясь на лице мужчины. В глубине его глаз горел пугающий темный огонь, который не сулил ничего хорошего. Злой, жестокий зверь — я никогда с ним не договорюсь, а сейчас только больше вязну в его одержимости. Глеб притянул меня властно к свои губам, задирая второй рукой платье, а мне вдруг захотелось рвануться от него. Я дернулась, но он не выпустил.
— Пусти! — хрипло взвизгнула. — Ты делаешь больно! — Стукнула его в грудь, вырываясь. — Ненавижу жестокость, Глеб! Не переношу!
— Замолчи, — прошипел волк. — Ты то отталкиваешь, то сосешь мой член, как будто я тебе нужен! Определись уже, мать твою!
26
Мы замерли, тяжело дыша. Глеб выпустил мои волосы, но продолжал держать другой рукой за шею.
— Для тебя я — просто временный вариант, — хрипло выдавил он, не спуская взгляда с моих губ и оглаживая подбородок большим пальцем. — А я не могу без тебя.
— Можешь меня придушить, — зло искривила губы, — но не надо делать мне больно по чуть-чуть каждый день, напоминая, что не можешь отпустить…
— Тш… — он притянул меня уже мягче и коснулся застывших губ, провел нежно языком, прикусил. — С ума сводишь, бесишь… — зашептал горячо. — Прости… — Он поднялся со мной на ноги, подхватил и понес в спальню. — Прости… — повторил, сцепив зубы.
Кому и зачем были нужны такие жертвы — непонятно. Но Глеб мучился стойко, прогибаясь, стараясь так, будто мне это было нужно. Запихал свою злость и ревность поглубже, осторожно снял остатки одежды и сделал все, чтобы успокоить и расслабить — гладил и целовал, легко массировал напряженные мышцы, осторожно покусывал кожу. Волк старался быть нежным, как никогда.
Но меня это уже не интересовало — я просто его терпела. Каждое прикосновение пугало, вынуждая кошку шипеть и ежиться. Как я оказалась в таких отношениях?
— Ты либо душишь меня сейчас… либо даешь уйти, — прошептала равнодушно.
Кошка подобралась, затихнув, готовая к последнему бою. Плевать — никогда я еще не отдавалась мужчине против воли. И пошли все эти альфы к чертям! Я не согласна с уготованной судьбой постельной игрушки! Я буду выбирать или сдохну в борьбе за свободу выбора.
Глеб отстранился растерянно:
— Уже кого-то присмотрела? — усмехнулся и резко рванул за ноги к краю кровати. То, что я исполосовала за эту секунду его грудь и плечо, он почти не заметил. Вцепился в горло, придавливая к постели: — Я не отпущу тебя, — прорычал, дико сверкая глазами. — Хочешь завтра выйти на работу — остаешься тут, приходишь в себя, а утром просишь прощения! Если нет — я ставлю вторую метку и объявляю тебя своей. Выбирай.
А я, как водится, выбрала третье.
27
Провалиться за грань мне никогда не было сложно, Глеб даже понять ничего не успел. Я только запомнила его застывшие в ужасе черты, видела, как попытался рвануться следом… но мне уже было не до этого. Каждый раз — как в первый и последний, я ныряла в омут и начинала падать в темноту без воздуха и света. Легкие невыносимо жгло все больше, я раскрыла глаза в ужасе, пытаясь найти хоть какую-то опору для зрения, но не могла. Нужно было вдохнуть эту муть, позволить ей заполнить меня, принять… Но я не собиралась здесь кого-то искать, мне нужно было просто сбежать. Я помнила балкон на втором этаже в доме Глеба, меня привлекали пестрые игрушки и детские вещи, что развешивались там регулярно.
«Балкон, второй этаж!» — командовала я себе, пытаясь визуализировать статичные детали — цвет пластиковых окон, обшарпанные санки с лыжами, прибитые с торца… Рывок!
И я вывалилась аккурат на заледенелую плитку.
Вдохнуть не получалось, я шлепала ладонями по полу, скребла лед под слоем притоптанного тапочками снега и сипела. Нельзя просто так пройти и выйти, мир за гранью не был проходным двором! И способом побега тоже! Что на меня нашло, что я решила исчезнуть из квартиры Глеба таким образом?! Как чертов волк довел до этого?!
Наконец воздух ворвался в легкие, и я закашлялась. Спину жгло от холода, стопы закоченели, будто я вовсе не была оборотнем. Подогнув к себе ноги, я огляделась. К счастью, сегодняшний день не был исключением — вещи тут снова сушились! Не совсем то, о чем можно было мечтать, но все одно не голышом. Я сорвала простынь и, укутавшись в нее, сиганула с балкона в сугроб. Каждая секунда врезалась в память, вспарывая сознание. В груди клокотало от гнева — ни один зверь ко мне не прикоснется без моего согласия! Никогда! Я лучше провалюсь в бездну и не выгребу из нее больше!
Я перебежала через детскую площадку и прижалась к кустам. Не представляю, насколько Вольный шокирован произошедшим, но вполне может выглянуть в окно. Надо было драпать! К счастью, во двор завернуло такси. Я еле дождалась, пока водитель высадит пассажира, и, стоило ему развернуться и чуть отъехать, бросилась на капот. Мужчина выскочил ко мне, но через секунду глаза его потухли, а монотонный голос вопросил:
— Куда везти?
— Кировская четыреста тринадцать, — упала я на переднее сиденье и скрутилась, обняв себя руками. — Быстрее!
В салоне было тепло, но зубы все равно стучали. Что, мать твою, я натворила? Как докатилась до этого? Как позволила волку почувствовать над собой такую власть?
Тварь, какая же Вольный тварь! Я скрючила пальцы, впиваясь когтями в кожу плеч. Огни ночного Питера мелькали за окном, расплываясь по щекам вместе со слезами. Я меланхолично водила глазами по цепляющим взгляд деталям и старалась не думать. Домой ехать было опасно, хотя теперь непонятно, для кого. Если мой обезумевший волк не идиот, больше не сунется… Но все равно оставаться одной не хотелось.
28
Когда мы остановились перед проходной, я высунулась из окна и набрала код. Ждать пришлось долго, но небезнадежно:
— Кто там? — прохрипела Елка.
— Елочка, это я, спаси…
На секунду подруга замерла, шокированная, потом мазнула по панели пропуска:
— Заезжай!
— Возьми халат какой-нибудь! — успела крикнуть в потухающий экран, но Елка услышала.
Через пять секунд она уже лично встречала меня у подъезда. На метле что ли спустилась?
— Алиса… — прохрипела растерянно, укутывая меня в огромный теплый халат, и утащила в подъезд.
— Что случилось?
И тут я завыла в голос. Горько, отчаянно… Выражение лица Елки никогда не забуду. Она сцапала меня, прижимая к себе, но и ее затрясло от выброса моей безысходности.
— Лися… Лисена… все хорошо… хорошо… переживем… — гладила меня по волосам. — Пошли…
Через пять минут я уже лежала по уши в горячей ванной с чашкой наговоренного глинтвейна. Елка сидела на бортике и потягивала кофе, не спуская с меня глаз.
— Я шагнула от него за грань.
Видела, как Елка прикрыла глаза, мотая головой:
— Что он сделала?
— Сказал, что буду его… А я никогда на это не соглашусь.
— Почему не сказала, что тебе нужна помощь?
— А мне нужна? — подняла голову. — Лен, у нас свои законы…
— Да пусть он под хвост себе засунет эти законы! — взвилась подруга, подскакивая с бортика. — Ты не одна! У тебя есть я и Зул! Горыныч тебя точно в обиду не даст!
Я шмыгнула носом и сделала большой глоток обжигающего пряного напитка.
— У него хватает проблем, еще вытягивать похотливую помощницу из любовных передряг ему не хватало…
