более говорить, поменяв резко тему.
— Ален, сейчас в вас есть толика крови, что подпитала ваше животное внутри. И, к сожалению, это лишь временная мера. И вы будете все время слабеть, пока вновь не выпьете.
— Обычная еда ей поможет? — неожиданно вмешалась в разговор Мод, чем в особенности удивила Николаса. Уверена, в его доме слуги безмолвны в их присутствии.
— Это даст ей возможность не умереть, не более, — медленно выговорил он, словно взвешивая стоит ли ему вообще говорить об этом со служанкой. Скорее всего он, как и господа его уровня жизни, привыкают не замечать слуг, хоть и находятся с ними в одном помещении.
— Мод, принеси мне воды. Я хочу умыться, — отослала я женщину. — Уиннифред, можешь пойти спать.
Я хотела остаться с Николасом наедине. И когда все ушли, подошла к нему вплотную.
— Что нам делать дальше?
Я знала, что спонтанность и чудаковатость делали меня особенной, но мне не всегда нравилось такой быть. По природе я предпочитала размеренность и определенность. Вот и сейчас я бы хотела знать, что нас ждет впереди. Так легче, когда впереди есть цель, и ты хоть как-то в ней приближаешься, чем все делать наобум и там как пойдет.
Сейчас я стояла можно сказать между его ног и смотрела на Николаса сверху вниз. Запустив пальцы в его густую шевелюру, я слегка потянула его голову назад, отчего услышала рык. Его демону это однозначно не нравилось, зато я почувствовала, как замурчало что-то во мне, не что иное, как мой демон.
Наклонившись, я облизнула его губу и слегка надкусила. Все это время Николас не спускал с меня глаз. А затем резко опрокинул меня на стол и впился в поцелуе так, словно хотел меня поглотить всю.
Я ерзала под ним, стонала, в особенности орудуя руками.
Нас разделяла моя тонкая сорочка и его одеяние. Но мне ли не знать, что главное освободить его штаны, чтобы слиться воедино. Чем я и занялась, поддерживаемая его рычанием и хриплыми стонами.
Когда я наконец-то смогла по интуиции расстегнуть его все ремешки и штаны сползли, Николас резко развернул меня и прикусил за ухо, приживая одной рукой меня к себе, а другой до боли заживая грудь. И не церемонясь вошел в меня. Его зверя не волновало, первый ли это мой раз и сотый, он хотел взять меня грубостью и силой.
Я почувствовала боль между ног и вскрикнула, но на этот раз это не остановило графа, он продолжал резкими движениями вторгаться меня. И тут я поняла, что не будь я сейчас на половину оборотнем, мне бы это не нравилось. Но моему зверю все это было в кайф: грубость, сила, страсть.
Николас вновь опрокинул меня на стол и поменял позу: теперь я лежала пред ним, распростертая на столе. Он не отрывал от меня глаз, продолжая можно сказать насиловать. И в тот момент, когда увидел, что я улыбаюсь, решил придушить. К счастью, не сильно, слегка, но это придало что-то новенькое к моим ощущениям. Теперь мне казалось, что моя жизнь зависит от его толчков: когда он входил, хватка Николаса ослабевала и в мои легкие попадал воздух, когда он выходил, то сжимал мое горло сильнее. Необычная игра, жаль, что длилась она не долго. Вскоре, зарычав и обратив глаза в пламя огня, он вошел максимально глубоко и кончил. И пусть я не испытала такого же сильного оргазма, я понимала, что мне понравился процесс, как сладкое чаепитие после тяжелого трудового дня. Да и для первого раза Ален все прошло лучше, чем для Вивьен из Праги. Каз был куда менее хорошим любовником.
Николас склонился надо мной, все еще оставаясь внутри, и поцеловал: трепетно, нежно, с какой-то благодарностью что ли.
— Выходите за меня, мисс де Лакруа, — прошептал он мне в губы, от чего я улыбнулась.
— Сейчас в вас говорит лишь удовлетворённый зверь. Вскоре от затихнет и вы вновь меня возненавидите.
— Я влюблен в вас, Ален, с того вечера, как увидел в грязной одежде, пропахшей потом. Еще тогда я понял, мне приятен ваш запах. А когда вы коснулись меня в столовой, понял, что ваша кожа единственная, чего я хочу касаться до конца своих дней.
— Вас тянет ко мне лишь физически, признайтесь.
— Даже не подумаю. Ибо оценил вас не только это, но и за трудолюбие, честность, открытость…
— Да, на крыше мы не плохо потрудились, — вспомнила я.
Николас замолчал, а потом набрался решимости и заявил:
— Я наблюдал за вами…
— Что? Когда? — задумалась я.
— До того, как зашел тем вечером. Вы доклеили стены бумагой и придвинув стол, наблюдали за своим творением. С таким удовлетворением, что аж зарделись, честное слово, — улыбнулся он.
— Ах вы негодник! — наиграно, приударила я рукой по бицепсам мужчины. — Подглядывали, значит!
— И тогда я понял, что вы — удивительная. В ужасных лохмотьях, с бардаком на волосах, но светились ярче солнца, ибо ваш богатый внутренний был куда больше вашей оболочки…
Я лежала под ним и думала, что ни одна лапша, что все это время на меня вешал Каз, не сравниться с речью Николаса.
— Ваш зверь всегда будет против меня, — сузила я глаза, все еще приводя доказательства, что наш брак невозможен.
— Нет, теперь я понял, что он именно такое и искал: нечто необузданное, не поддающееся его влиянию. Ему нравилось пытаться вас сломать, подмять под себя, понять глубину вашего мира…
— Думаете ему это удалось? — ехидно спросила я.
— Судя по вашей улыбке нет, — Николас начал вставать с меня. — Но он не теряет надежды.
Я невольно взглянула на него нагого и вполне осталась довольной, что аж захотелось когда-нибудь написать его с натуры. Как же я давно не рисовала, не считая обоев в библиотеке.
— Я однажды нарисую твой портрет или с натуры, — то ли ему, то ли самой себе сообщила я.
— Не знал, что ты рисуешь, — натягивая штаны, ответил он, в то время как я прикрыла свою наготу, обратив внимание, что теперь кровь не только на моем лице и манжете, но и между ног. Посмотрев на пол, поняла, чем займусь, едва выпровожу гостя.
— Да, с детства, — ответила я.
— Так ты не ответила на мой вопрос, — полностью приведя себя в порядок, поймал граф мой взгляд.
— Который? — на автомате спросила я, все еще думая о том, чем и как я буду мыть полы и стирать на ночь глядя.
Николас встал предо мной на колени (к счастью, не на лужицу крови, это было
