О том, что под колпаком здесь нахожусь совсем не я. Маркус не может управлять своей жизнью.
Он долгое время жил свободным человеком, но по прихоти высшего стал бессмертным слугой. Да, он ведет себя с ним вольно, но это лишь трепыхания выброшенной на берег рыбы. Лиск может заставить подчиняться кого угодно. Для него все живые лишь инструменты.
Дохожу до комнаты Маркуса и тихо открываю дверь. Сидит на кровати, свернувшись в клубок. Любое слово, любое действие, любой взгляд, дыхание… все это позволяет ему хозяин. Лишь по его прихоти он все еще на свободе, все еще жив.
А Маркус всего лишь хотел потратить отпущенные ему часы на что-то живое и настоящее. Свободное. Упрямое. Дышащее и чувствующее. Тянулся к тому, что совсем скоро станет для него запретным.
Подхожу ближе и протягиваю руку. Не бесполезно.
— Не стоит, — слышу спокойный голос Маркуса с другой стороны. Продолжает сидеть ко мне спиной, так что я снова не вижу его лица.
— Что не стоит? — спрашиваю негромко, словно могу случайно спугнуть его.
— Жалеть меня, — отвечает кратко.
— Но как же… твоя свобода?
— Всего лишь условность, всего лишь красивое слово, которое не значит ничего.
— О чем ты?
— Никто из нас никогда не был по-настоящему свободен… а когда кто-то становится по-настоящему свободен, случается то, что ты видела, — произносит сухо, и в сознании проносится картина залитой кровью постели.
— Маркус, не отворачивайся от меня, — прошу с болью.
Стоило мне решиться на что-то, на что-то нормальное и правильное, как тут же все разрушилось. Абсолютно все.
— Поговори со мной, — продолжаю просить, потому что реакции не следует.
— Нам не о чем говорить.
— Пожалуйста, — решительно сажусь на край кровати и касаюсь его плеча.
Снова отворачивается. Словно очень не хочет, чтобы я видела его эмоции.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ушла? — предпринимаю последнюю попытку достучаться и осторожно сжимаю его руку.
— Тебе действительно будет лучше без меня.
— А что насчет тебя?
— Я не хочу портить тебе жизнь.
— А чего ты хочешь?
— Это не имеет значения.
— Скажи мне! — повышаю голос и крепче сжимаю его руку.
Повисает молчание. Думаю, он и сам не вполне понимает, чего хочет. Через несколько секунд все же поворачивает лицо ко мне. На котором можно разобрать лишь растерянность и досаду.
— Почему тебе так важно мое желание? — спрашивает насторожено, словно я тут сижу для того, чтобы его обмануть. Ну конечно, заняться мне больше нечем, кроме как с ним нянчиться.
— Я ведь решила… быть с тобой, так что… конечно, мне важно твое желание! Мы ведь пара! — смущаюсь под конец своих собственных слов.
— Ты все еще… — начинает, но замолкает и опускает взгляд на покрывало. — Что ты хочешь от меня услышать?
Вздыхаю и собираюсь с духом. У нас тут и так непростая ситуация, а он еще и на контакт с трудом идет.
— Я хочу услышать твое мнение по вопросу, который задал Лиск. Чтобы я поехала вместе с тобой. Ты хочешь этого?
Поднимает глаза и смотрит на меня пристально.
— Не думай, что я цепляюсь за тебя, как за единственную возможность, — просит внезапно. Что у него вообще в голове творится?
— Л-ладно, — неуверенно соглашаюсь под его взглядом.
Опускает глаза, словно в попытке собрать мысли в кучу.
— Я знаю, что… если уеду, пути назад к привычной жизни не будет. Мне придется оставить здесь все, и у меня больше никогда не будет возможности сформировать пару… — говорит тихо и скромно. Не похоже на его обычную манеру.
Делает паузу и смотрит на меня. Словно надеется, что я додумаю мысль вместо него. Но я упорно молчу, ожидая ответ на свой вопрос.
— Другими словами, если ты не поедешь со мной, у меня больше не будет надежды на отношения, — продолжает тихо. Как будто я его сейчас бить буду за сказанное.
— Маркус, скажи, чего ты хочешь! — снова повышаю голос, потому что так и не получаю ответа на свой вопрос.
— Я хочу, чтобы ты поехала! — поднимает глаза лишь на секунду. И лишь на эту секунду в них мелькает решительность.
— Маркус…
— Знаю, это безответственно, рискованно, опасно и эгоистично, но…
— Не оправдывайся, — касаюсь его плеча, и он замолкает. Опускаю взгляд и тихо вздыхаю. — Я не смогу решиться на ответ, если не услышу твой, поэтому спросила, — признаюсь тихо.
— И каков твой ответ? — смотрит на меня с надеждой, затаив дыхание, словно и не было этих дней порознь, этой ругани и драк. Словно все это время мы шли к этому ответу.
— Мне нужно подумать, — признаю с неохотой. Я действительно не могу принять решение прямо сейчас. Это слишком ответственно. Это же… вся моя жизнь.
— Да, конечно, — отступает с досадой.
— Но ты тоже… можешь повлиять на мое решение, — моргаю, чтобы подавить неловкость. — Все-таки мы будем жить вместе, если я поеду с тобой.
— Все происходит слишком быстро, да? — признает через несколько секунд молчания.
— Что? — теряюсь от слишком большого количества мыслей в голове.
— Мы с тобой… не успели сблизиться, и за пару дней вряд ли успеем, но… — задумчиво опускает руку на покрывало ладонью вверх. — Я готов попытаться.
Смотрю на его бледную кожу и отчего-то вспоминаю их недавний разговор с Лиском. Маркус может временно трансформировать части своего тела в его… и ладони тоже?
— Мне еще многое предстоит обдумать, но… — поднимаю глаза на него и искренне стараюсь улыбнуться. — На этом пути мы будем вместе.
Маркус тоже старается, но его улыбка выглядит слабой и болезненной. Внезапно, он выдыхает и отклоняется назад. Похоже, смог снова взять себя в руки.
— С чего ты хочешь начать? — спрашивает буднично.
— Эм… — теряюсь от резкого перехода от лирики к практичности. — Нужно подумать.
— Как насчет обсудить этот вопрос с твоими родными? — предлагает спокойно.
— Родными? Ты о Джереми и Кайле? — быстро вспоминаю о них, и это помогает вернуться в реальность.
— Знаю, они… не совсем твои родственники, но все же… им стоит знать, — пытается подобрать слова, чтобы напомнить о том, что моя настоящая семья давно мертва.
— Да, я… стоит поговорить с ними, а что насчет тебя?
— Что?
— У тебя есть родные или кто-то вроде родных?
Маркус опускает глаза, и я сразу ощущаю неловкость. Словно напомнила о погибшем родственнике. Я ведь знаю, что его родители люди. Хотя… времени прошло не настолько много.
— Мои родители живы, не надо делать такое скорбное лицо, — произносит отстраненно
