— И ты готов променять всё это на шанс иметь свободу? — спросила я, следуя своей собственной цепочке мыслей.
— Что — это и почему только шанс? — не понял Ярослав.
— Своё место на вершине социума. И ты ведь понимаешь, что без денег настоящей свободы не получить, а заработать их — нетривиальная задача.
— Я ещё даже не начал, а ты уже записываешь меня в неудачники?
— Нет, просто…
— Считаешь, у меня не получится?
— Я не знаю. Понятия не имею, от чего зависит успех…
— Но тебе кажется, что остаться там, где я есть, будет лучше? Правильнее? Надёжнее?
— Нет. Я просто боюсь, что у тебя слишком мало опыта разочарований в жизни.
— Жалеть меня тоже не лучшая идея. Лучше вдохновляй.
— Как?
— Поддерживай. Хвали. Обнимай… ну хоть иногда!
— Ты со всеми друзьями обнимаешься?
— Не со всеми, но с близкими — да.
Я попыталась понять по лицу, что он врёт, но оно было совершенно невозмутимо.
— Даже с парнями?!
— До тебя у меня в друзьях были только парни. И да, мы иногда обнимаемся во время приветствия. Что тут такого? Конечно, это не такие объятия, как с девушкой…
— Ладно. Покажешь потом.
Откладывать в долгий ящик он не стал — припарковался на первом попавшемся подходящем месте, выскочил из машины, вытащил меня и сдавил в тисках что было сил. Прижал к себе буквально всем туловищем, я даже пряжку на ремне шорт животом ощутила.
— Вот так?! — сдавленно прошипела я. — Ты так своих друзей мужского пола обнимаешь?!
— Да нет… — прошептал он куда-то мне в волосы, обжигая горячим дыханием. — Ты же не мужского пола… Тебя гораздо приятнее… обнимать…
Я растерянно тонула в этом густом тёплом ощущении близости. Оно засасывало меня в какую-то пучину, из которой — я чувствовала это ясно — будет очень тяжело выбраться.
— Яр, тебе точно нужно это… — робко пробормотала я, судорожно и безуспешно пытаясь выплыть, — для вдохновения?
— Определённо! — выдохнул Ярослав и сжал мою хрупкую тушку ещё чуть крепче.
— Ну… тогда… ладно… — прошелестела я совсем еле слышно, так как воздуха в лёгких не осталось. Наверное, от этого и разум помутился. Ну какое "ладно"?! Может, ещё поцеловать его… в губы? Для вдохновения..!
Ярослав всем лицом погрузился в мои волосы, будто хотел ими захлебнуться, а одной рукой нырнул в распущенные локоны и принялся перебирать их пальцами.
Длилось это бесконечно, ибо совесть для моего подопечного — понятие незнакомое. Наконец он оторвался от меня с беспримерно счастливым и раскрасневшимся лицом и довольно заявил:
— Ну вот, теперь можно сказать, что мы нормально поздоровались…
— Ты считаешь, это нормально? — пробормотала я, не в силах посмотреть ему в глаза.
А Ярослава Дмитриевича ничем не смутить:
— Ну конечно! Ты молодая симпатичная девушка, от тебя очень приятно пахнет цветами или, там, фруктами — не знаю. Короче, на этой улице ни один представитель мужского пола не откажется тебя обнять! Но можно только мне — это так приятно…
Как он умеет всё вывернуть! А мне совесть не позволяет врать, будто сама я не получила от этих объятий удовольствия. Держу пари, женщин тут тоже не найдётся, кто бы не получил.
Глава 23. Нерешительность
Ярослав
Уф, это было горячо! Да, именно так мне и хотелось её обнять. Вот только отпускать не хотелось. Но не залипнуть же так до вечера, посреди улицы. Нам нужен мягкий диванчик и уютная обстановка, желательно без свидетелей. Но сначала — дела.
И первое дело — хорошо позавтракать. Я отвёз Настёну в свою любимую кофейню в центре города. Там делали отличный капучино и всегда был широкий выбор свежих десертов.
— Что ты предпочитаешь? — спросил я, поставив девчонку перед витриной, а сам как бы невзначай оставил руку на её талии. Такой тонкой и изящно изогнутой… — Тут очень вкусный наполеон и морковный торт…
Сам я не пробовал, не люблю такое, но девчонки хвалили. Все они внезапно будто стали полузабытым сном. Даже представить сложно, что когда-то я встречался с кем-то, кроме Анастейши. Они ведь мне и вполовину не так нравились, как она.
— Я предпочитаю овсянку или яичницу, — как всегда, отожгла козявка. И добавила в своё оправдание: — Чтобы потом долго есть не хотелось. А это же всё быстрые углеводы…
— Это не проблема. Если проголодаешься, можем ещё куда-то сходить.
— У нас ведь дела, Яр. Давай не будем тратить время на хождение по кафе. К тому же…
Ну ясно, сейчас заведёт свою бескорыстную волынку…
— Слышать ничего не хочу про деньги! — перебил её я. — Сегодня нельзя про них говорить. Я покупаю тебе, что хочу, и ты не имеешь права мне запрещать.
— А если я не согласна?
— Тогда буду тискать тебя, пока не согласишься. А если и это не поможет, то ещё и поцелую.
Девчонка покрылась густым румянцем и покачала головой. Но спорить не стала.
К счастью, овсянка в меню тоже была. И яичница с беконом, и творожная запеканка, политая черничным вареньем. Так что голодной моя вредина оттуда не ушла — скорее уж, объевшейся. Я совершенно не заставлял доедать — это сделала за меня её совесть.
— Да тут половина моей стипендии! — горестно вздыхала она над пару раз укушенной запеканкой. — Выбросить — рука не поднимается!
— Мне кажется, ты слишком зациклена на деньгах! — рассмеялся я.
— Так часто бывает с теми, у кого их нет, — согласилась девушка.
— Так почему бы вам их не заработать?
— Совесть не позволяет!
— Какая ещё совесть?
— Ну, бросить малышей и Веню…
— Короче, ты пленница своих убеждений.
— Вроде того.
Я покачал головой:
— Разве тебе не хочется шмоток? Украшений, гаджетов, машину..?
— Я не думаю об этом. И пристрастия к вещам не питаю.
— Как это может быть? Ты же девочка!
— Не все девочки привязаны к вещам. Некоторые — к фантазиям.
— К каким ещё фантазиям?
Настя смутилась, явно сболтнув лишнее. Пришлось попытать её и снова пригрозить обнимашками.
— Смотри, Яр, однажды я перестану бояться этих угроз!
Так того и добиваюсь!
— Не волнуйся, я ещё что-нибудь придумаю.
Девушка закатила глаза.
— Так, хорош ломаться. Фантазии рассказывай!
— Не хочу!
— Они эротические, что ли?
— Сам ты эротический!
Ну не без этого…
— В общем, я часто воображаю что-нибудь такое… волнующее. Например, представляю, как жили герои понравившейся мне книги или фильма после окончания повествования.
— Зачем?
— Потому что это дарит эмоции.
— Какие?
— Приятные.
— Блин, Анастейша, выражайся яснее!
— Да куда уж яснее???
— Эмоции — какого плана? Страх, веселье, интерес, удивление?
— Разве страх — это приятная эмоция?
— Настасья, ты сейчас таки дождёшься обнимашек: клещами из тебя вытягиваю, а ты ещё и увиливаешь!
Она закусила губу.
— Ну… например, что-то вроде влюблённости.
— В кого?
— Ну, в главного героя. Но это не то чтобы я сама в него влюблена. Это главная героиня, а я просто переношу на себя её эмоции…
— Воу-воу-воу, как всё запутано! Значит, ты постоянно ходишь, витаешь в облаках, воображая себя на месте романтической героини и влюбляешься в выдуманных перцев, чтобы испытывать эмоции?
Малявка нахмурилась, покраснев до корней волос.
— Вот поэтому я и не хотела тебе рассказывать!
— Почему?
— Потому что ты всё извращаешь!
— Да где я тут неправду-то сказал?
Настёна сникла. Я улыбнулся:
— Да не парься, я никому не скажу, что ты такими странными извращениями с книжками занимаешься. Это только между нами, окей?
— Это вовсе не извращения! — на глазах девушки выступили слёзы.
Я сразу раскаялся в своих насмешках, но повод поутешать был как нельзя кстати. Утащил Настенцию к себе на колени, обнял бережно, как самую большую драгоценность, зашептал успокоительно:
— Малыш, не расстраивайся, ты же понимаешь, что это самая невинная странность, какую я встречал у своих знакомых?
