он, и я послушно наполнила рот жидкостью. Напиток обжёг остатки языка так, что я чуть не выплюнула всё назад, но вовремя сжала губы, не пролив ни капли. Прогнав жидкость по всей полости несколько раз, я склонила голову и позволила напитку вылиться на камни возле ног. Вместо слов благодарности удалось выдавить из себя нечленораздельное мычание, и слёзы ещё больше выступили на глаза. Я должна сообщить Хенорпу то, что поняла, но как это сделать, раз меня лишили языка? Читать мысли Бог смерти не мог, а слова отца слышала я одна. Дар бессмертия я унаследовала от него, он был первым и единственным человеком, который обладал им, и само собой, что только он мог знать особенности воскрешения при отрубании головы, ведь только он и прошёл через это однажды, если верить книгам. Но вот как ему удалось покинуть фибулу и вселиться в тело принца Винсента? Моих знаний в области божественных способностей не хватало для поиска ответов на этот вопрос, и мне нужна помощь того, кто в курсе всей божественной ерунды.
Ладони неистово болели, как и полость рта, и удивительно, как это я ещё оставалась в сознании после столь жуткой процедуры по отрезанию части языка. На боль в тех местах, где тело лишилось кожи, ставшую привычной, я вовсе не обращала внимания, как и на неспособные шевелиться пальцы. Именно из-за переломов костей в них, я перестала ощущать отсутствие ногтей и дискомфорт, вызванный этим, и, естественно, боль тоже. За все прошедшие в истязании дни я настолько привыкла к боли в любой из частей тела, что она казалась естественной и я даже перестала её замечать.
Стоя вот так возле столба, в лохмотьях, оставшихся от прежней одежды, я окинула взглядом местность и людей, прикованных к столбам по обе стороны дороги, точно так же, как и я сама. Их здесь было около двух десятков, что поражало и не укладывалось в голове. Хотелось спросить, кто они и по какой причине подвергаются подобным пыткам, но я не могла. Я ничего не могла сделать, и это раздражало сильнее всего. Я даже не могла умереть, а ведь это так просто, особенно когда не нужно. Эрик же ничего не мог предпринять, не получив прямого приказа от Хенорпа, а тот, скорее всего, и вовсе не знал о моём нынешнем положении. Всхлипнув и ощутив новый поток слёз на щеках, я сама не поняла, как усмехнулась, ведь не могла даже вытереть их, настолько беспомощной сейчас была.
Закрыв глаза, я откинула затылок на столб и мысленно воззвала к Хенорпу в надежде, что он сможет услышать мою мольбу о помощи, ведь как-то Боги узнавали, молятся им люди или нет, то почему бы им не слышать те слова и мысли, что искренне обращены именно к ним? Раз я нашла отца, узнала, в ком он, то моя задача здесь выполнена, и я и правда не подвела Бога смерти, но теперь я должна сообщить ему об этом. Вот и узнаем, какова на самом деле сила молитв и доходят ли они до адресатов.
Первая ночь и всё время до неё дались мне слишком легко. Даже Эрик отметил, что я держусь лучше двадцати рабов, которые страдали по обе стороны дороги из плит, тянувшейся вдоль побережья прямо до массивных решётчатых ворот – входа на каменоломни Вильгельмских. Именно в том месте заканчивалась береговая полоса пляжа и начинались скалы, а вместе с ними и работы по добыче камня. Видя, с каким интересом мои глаза бегают по привязанным к столбам людям, солдат рассказал, что это беглые рабы. Мужчины оказались настолько храбры, что решили попытать счастье и сбежать, но были пойманы и выставлены на всеобщее обозрение. Теперь им предстояло страдать и служить уроком всем остальным, что проходили по этой дороге утром и вечером, от бараков в подземельях дворца до места работы. Пока мимо они прошли всего дважды, и ни один не осмелился оторвать глаз от плит под ногами, чтобы посмотреть на мучеников у столбов, и меня, в том числе. В первый раз я сильно удивилась толпе, возвращающейся в сторону дворца. Солнце тогда почти село за горизонт и его лучи отражались в чёрной воде моря. Второй раз – утром, на рассвете, я не видела солнца, оно поднималось у меня за спиной, удлиняя тень, которую отбрасывало тело и столб, но рабов, медленно переставляющих ноги и плетущихся по дороге из плит, рассмотрела отлично.
Эрик дважды принёс мне простую воду и всё тот же напиток от боли. Воду я с радостью приняла и жадно выпила с помощью солдата, а вот от обезболивающего отказалась. Оно слишком пагубно воздействовало на рассудок и уже стоило мне визитов Хенорпа, и я искренне начала полагать, что он больше никогда не явится из-за того глупого признания. Даже в молитвах просила его, оправдывалась, но не была уверена, дошли ли они до него. Из еды солдат только однажды принёс грибной бульон, и он значительно придал мне сил. Скорее всего, именно благодаря этим подачкам мужчины я и протянула полдня и ночь в столь жутких условиях. Ночью было не холодно, но из-за порывов ветра я продрогла до костей, но к утру погода наладилась и стоило взойти солнцу, как стало даже жарко. Такой контраст погоды поражал.
Самым сложным в нынешней пытке оказалось удержать равновесие и не рухнуть вниз, к подножию столба. Ноги ныли от усталости и с огромным трудом удерживали меня в стоячем положении. Они словно налились свинцом и требовали либо пройтись и размять их, либо наоборот сесть, а лучше лечь и расслабиться. Стоит им подвести, и вес тела снова обрушится на руки, но в этот раз исключительно на ладони, прибитые к столбу. Гвоздь в центре не позволит мне спокойно опуститься на плиты, если, конечно, я не хочу сорвать с него ладони, разорвав пополам. Сами кисти рук онемели окончательно, я просто их не чувствовала, а подняв однажды взгляд, увидела, что они измазаны бурой запёкшейся кровью, поверх посиневшей кожи. В них не осталось ни капли естественного цвета, и любому другому человеку было бы куда проще отрубить их в подобном состоянии. Мне же следовало просто умереть, а я даже не могла попросить Эрика убить меня из-за отсутствия кончика языка. Мычания, которые я издавала вместо слов, даже самых элементарных, мужчина разобрать не мог. Он пытался общаться путём вопросов с однозначными ответами, но так и не догадался спросить – помочь
