Друг в друга мы посмотрели одновременно.
– Моя заколка, – обрадовался Холин, мгновенно отвлекая меня от нестерпимого желания броситься бегом к холму, и засиял изнутри, как шутейное дерево в новый год, – а я думал, мне в подвале показалось, когда мы…
Внутри, скрипнув сложилось, как было, оставляя другую часть меня – мелочь, осколок – за такой же зеркальной стеной, о которую меня шваркнуло. Я пощупала затылок. Однорожья голова после “жертвоприношения” не только не потерялась, но и впуталась так, что от нее теперь, как от склея, наверное, только ножницами избавляться.
– Твоя у тебя, эту мне взаймы дали. Дал.
– Что он тебе еще дал? – моментально вскипел Мар, проследив цепочку ярких образов от заколки до обнимашек с Альвине. – Помимо того, что хватал за везде полночи?
– Уверенность в себе и немного света и тепла, к нижнему синему он никакого отношения не имеет.
– Еще не хватало, чтоб имел!
– Еще не хватало, чтоб ты на меня опять орал.
– Я не ору!
– Орешь.
– Имею право. Какой тьмы ты вообще о нем думаешь?
– Я?! Ты сам про него…
Справа сверкнуло, хлюпнуло, знакомый мелодичный голос музыкально ругнулся задницей, потом выдержал паузу и добавил по-эльфийски. Полагаю, в том же ключе, я не слишком усердствовала в древних наречиях сверх необходимого.
Мы с Маром одновременно заткнулись, покосились в сторону источника фольклора. Стоящее в мелкой цветущей луже небесной красоты явление переступило в грязи светлыми сапожками на стройных ногах, изящным движением головы откинуло каштановую прядь, уставилось на нас зловеще-мерцающими бирюзовыми глазами и максимально вежливо сквозь зубы спросило:
– Кто. Это. Сделал.
– Не я, – хором заявили мы, а высунувшийся из магмобиля на подозрительный звук Копать резво сдал назад, чтобы и его не заподозрили.
– Да в бездну! – снова ругнулось небесное явление, уронило подобранный, но все равно испачканный край небесного цвета парадной хламиды и прошлепало к нам поближе, на относительно сухое, по кратчайшей траектории.
– Как защита? – спросил Альвине, задумчиво рассматривая окрестности.
– Неплохо, – ответила я, ежась, – а твое мероприятие?
– Оно там, а я здесь, как думаешь?
Мне редко доводилось видеть эльфа в дурном настроении. А уж в состоянии крайнего бешенства вообще никогда. Я чувствовала толчки силы. Он пытался уйти гранью – он может, как-то по-своему, и у него не выходило. Ощущение скользящих в руках нитей, петля, петля, обрыв…
Кажется, мероприятие, с которого его неожиданно и непонятно как выдернуло нашей с Холином разборкой, было чрезвычайно важным. Теперь он тут и у меня вдвое меньше шансов, что получится ускользнуть, а значит – новое зеркало и новый осколок.
– Эльфы, кошки… Сетесериал какой-то. Для полного абсурда не хватает только детей и парочки зомби в массовке, – буркнул Мар, становясь между мною и Эфарелем.
Альвине странно посмотрел, сначала на нас, потом в сторону магмобиля.
– Холин, разве я вам не говорил, что кошки с детьми идут в комплекте?
У меня что-то екнуло и опустилось. У Марека дернулся глаз. А дверца магмобиля открылась.
Замельтешило мушками. Невидимые в салоне, оба дитяти тьмы выбрались наружу. Дара – с истинно темным выражением, что все идет как надо, Лайм – слегка виновато и неуверенно подковыривая пальцем прицепленный на лацкан школьного пиджака шпионский щит-невидимку, строго запрещенный к использованию гражданскими, а оперативникам выдаваемый под расписку.
– Подождем зомби? – съязвил Эфарель и выгнул бровь подковкой.
Мар уставился на сына. Но разносу не суждено было случится, поскольку…
– Да здесь вечеринка, маджен, – низким грудным голосом сказала эффектная и совершенно не-живая вампирша, шагнувшая сквозь расколовшееся гранями пространство. Одна ее рука изящно лежала на плече министра-некрарха, в другой, чуть брезгливо, двумя пальцами вампирша держала зажим для волос с розовой однорожьей головой.
– Твое? – рука с заколкой протянулась в сторону Дары, а алые вишни глаз полные чистой ненависти смотрели только на меня. Видели меня насквозь. И я снова отгородилась за отражениями. От нее, что была мне почти сестрой и погибла, оказавшись втянутой в мои игры с Ясеном Холином, и того, который пришел вместе с ней. Целый зеркальный коридор.
Я уже так делала – пряталась в отражениях. И чем больше осколков собиралось, тем невыносимее делался звучащий Голос.
И-и-иди-и-и…
– Динамическая система – совокупность элементов, для каждого из которых задана функциональная зависимость между временем и положением в пространстве...
Все отвлеклись на вновь прибывших, кроме Дары. В ее наушниках была тишина, похожая на ту, что звучала из старого дома на Звонца с теплыми окнами и фонарем на домашнем крыльце, и дочь единственная не замирала, обращаясь взглядом к плоскому холму.
Дара моргнула и ее губы дрогнули: “Минэ, атта…”
Арен-Тан был спокоен и безмятежен, неподвижен. Сидел нога за ногу и тут его рука с поджатым к ладони большим пальцем, лежащая поверх колена, шевельнулась. Три, четыре…
“Нелдэ, канта, – продолжила я в той же тональности.
Альвине оборвал приветствие для Питиво и Вельты на полуслове, развернувшись ко мне. Он учил меня считать. И сколько учил, столько смеялся, и говорил, что при объективной точности и продолжительности произносимого на выходе получается нечто уникально неправильное, но звучащее удивительно органично.
– Голос должен звучать. И должен быть услышан. Иначе во всем этом нет никакого смысла.
– Я вас не понимаю, светен…
“Лемпэ, энквэ…”, – упрямо продолжала я.
Я тоже не понимала. Что-то не так. Чего-то не хватает. Кого-то.
Женщина, похожая на мою Дару и ворон, Ворнан, как я, вечное пламя. Стихает. И начинает звучать снова.
– В системах с прерывистым временем, к а с к а д а х, поведение системы – последовательность состояний пиковой активности и покоя.
“Осто, толто…”
И две новых зеркальных грани, между которыми поет тишина протянувшаяся во времени, замкнули многогранник. Я…
– Вы в логической петле… Получается, что ваша динамическая система замкнута на себя же и в конечном итоге статична, поскольку ограничена.
Все мои отражения отпустили руку того, кто делает меня целой. Он мой якорь, он держит меня, будет держать всегда, а мне нужно дальше.
Я сама.
“Нерте…”
– Импульс и является якорем, а якорь – импульсом…
Это – зеркало. Зеркало Холин. И значит все должно быть иначе. Значит начать следует с обратного. С конца, как всегда хотела. И чтобы остаться с ними, я должна уйти.
– Любая динамическая система способна эволюционировать, и через заданный интервал времени примет конкретное состояние, зависящее от текущего…
26
О чем можно успеть подумать между двумя ударами сердца? Обо всем. Я уже так делала. Делаю всегда. У меня осталось только всегда. И все, что я могу. А могу я бесконечно много. Тянуться сквозь бездну несчетным количеством сверкающих нитей, на которых дрожат гроздья миров. И еще считать.
Система в работе.
Я физически чувствую, как разворачивается веер, потому что он построен из осколков моей сути. С каждым счетом их становится больше. С каждым счетом становится больше меня.
Мерцающие плоскости, как в визуализации на защите, бесконечно повторяющие сами себя сами в себе треугольники с алой кромкой, будто в глазури…
– Скажи, что это глазурь, – тихо попросила я.
– Это глазурь, – с готовностью отозвался Марек, не моргая и не дыша.
– Мар? – еще тише спросила я.
– Да, родная?
– А что ты делал перед тем, как я пришла?
Я шагнула на мостки. Дерево просело, в щель между досками просочилась черная грязь. По бокам, непонятно как держась в затхлой жиже с купинами колышущегося мха, торчали потемневшие от времени и сырости вешки. Между ними на невидимой нити висели бумажные фонари с тлеющими внутри огоньками: зеленоватыми, тускло-синими, желтыми…
