сжимаю бедра и прижимаю его корзину к груди, прекрасно осознавая, что он голый, а на мне что-то вроде стрингов из папоротника.
— Ты в порядке?
Когда он просто продолжает пялиться на меня, я хватаю лист с ближайшего растения и подхожу, вытирая брызги крови на его коже.
— Скажи мне, что это не твоя кровь.
К'тар опускает взгляд на грудь, где мой лист касается его кожи. О боже, мы стоим ужасно близко друг к другу. Еще н емного, и я бы представила его мистера «счастливчика» своему животу. Он понимает, что я делаю, и что-то говорит, затем указывает на мертвую ящерицу в руке. Предполагаю, это означает «Все хорошо», потому что он выглядит спокойным.
Он жестом показывает, что я должна следовать за ним, и я подчиняюсь, держась на пару осторожных шагов позади. Становится все труднее и труднее не пялиться на его задницу, особенно теперь, когда она обнажена, а ему, кажется, все равно. Или это, или, может быть, он хочет, чтобы я любовалась ею? Конечно, он знает о своей первоклассной заднице.
Конечно. Моя по сравнению с его кажется рыхлой.
Мне приходит в голову ужасная мысль. Рядом с ним я невысокая, бледная и явно не мускулистая. У меня всего две руки. Он считает меня… непривлекательной? Отвратительной?
Мне должно быть все равно, но эта мысль довольно неприятна. С каждым часом я все больше и больше привыкаю к мысли о постоянной паре, но мне бы хотелось, чтобы я нравилась ему потому, что я — это я, а не только потому, что этого требует его кхай.
Он опускается на колени у подножия одного из больших деревьев и бросает свою добычу, затем жестикулирует.
— Псмтри.
Я заглядываю ему через плечо и вижу нечто похожее на гигантское выдолбленное гнездо, наполненное листьями и ветками. Большие продолговатые яйца собраны вместе, и я понимаю, что, должно быть, отсюда они их берут.
— О. Мы заберем это? — я указываю на гнездо. — Яйца? Еда?
Он берет одно и предлагает мне, жестом показывая, что я должна съесть.
— О нет, только не я. — Я поднимаю руку, качая головой.
Есть что-то в том, чтобы проглотить теплое сырое яйцо, от чего у меня сводит желудок. Я знаю, что это хороший источник пищи, но также знаю, что пока не настолько голодна. Он подталкивает еду ко мне, и я возвращаю ее обратно.
— Съешь.
Он садится и раскалывает верхушку яйца, затем запрокидывает голову и проглатывает его большими голодными глотками. Ему не требуется много времени, он закрывает глаза, тяжело вздыхая. Боже, он, должно быть, умирал с голоду.
Я останавливаюсь, изучая мужчину. Каждый раз, когда я оборачиваюсь, он предлагает мне еду, но это первый раз, когда я вижу, как он ест с тех пор, как мы познакомились. Я вспоминаю сегодняшнее блюдо с орехами. Он отказался от яиц, и когда я предложила одно его другу, мне показалось, что он немного расстроился. И когда я дала К'тару один из орехов, он расколол его и вернул обратно.
Они… они голодают?
Поэтому он был так взволнован убийством ящерицы?
— Ты голоден? — спрашиваю я, поднимая еще одно яйцо и предлагая ему.
Он долго изучает его, а затем качает головой, берет корзинку из моих рук и наполняет ее яйцами. Я почти уверена, что слышу, как урчит его желудок.
Я так и знала. Сукин сын экономит. Я толкаю его в бок.
— Я это слышала.
К'тар бросает на меня застенчивый взгляд. Он делает паузу и поднимает яйцо.
— З’рен.
Прикасается к следующему яйцу.
— З’рен звт.
Следующее.
— З’рен звт звт.
Ах. Он приберегает это для ребенка. Держу пари, что «звт» значит завтра. Он определенно запасается едой, потому что беспокоится, что ее не хватит. Я кладу руку ему на запястье и, прежде чем он успевает положить в корзину еще одно яйцо, направляю его к нему.
— К’тар, — мягко говорю я. — Не З'рен, К'тар. От тебя никому не будет пользы, если ты умрешь с голоду. И я не могу допустить, чтобы ты умер у меня на руках. Не тогда, когда мы должны быть парой, помнишь?
Теперь, когда я смотрю на него, я вижу признаки голода. Думала ли я, почему его мышцы очень четко очерчены? Это потому, что у него не осталось жира, который можно было бы использовать. Я вижу его ребра, а живот такой плоский, что это заставляет меня волноваться.
Не помню, чтобы другое племя голодало. Иронично, что мы окружены таким количеством зелени, а еды все равно недостаточно. Похоже, что-то не так. Возможно, вулкан или землетрясения распугали всех животных. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как эта штука изверглась.
И сколько времени пройдет, прежде чем это произойдет снова. Я вспоминаю стену густого пара, поднимающегося с одного конца острова, и содрогаюсь.
— Это теплое место, но, если хочешь знать мое мнение, это своего рода смертельная ловушка, — говорю я ему.
Он снова предлагает мне яйцо. Я качаю головой, и когда он настаивает на том, чтобы вложить его мне в руку, я откалываю верхушку костяшками пальцев и протягиваю яйцо обратно.
К'тар бросает на меня раздраженный взгляд, как бы говоря: «посмотри, что ты наделала», но допивает содержимое и вытирает рот тыльной стороной ладони. Он долго изучает меня, а затем притягивает ближе, зарываясь лицом в шею.
Это объятие. Своего рода.
Это мило.
Это также очень, очень помогает осознать, что мы оба обнажены. И мой тканый топ-нагрудник не особо скрывает тот факт, что соски затвердели от легкого прикосновения.
Я смотрю вниз и вижу, что затвердело не только у меня, поэтому протягиваю ему набедренную повязку.
— Думаю, ты забыл это.
К'тар смотрит на себя сверху вниз, затем запрокидывает голову и смеется.
Глава 10
К’ТАР
Она умница, моя Л'рен.
Я учу ее словам, когда мы приносим добычу и яйца обратно в лагерь. Она помнит больше из них, чем я думал, и это заставляет меня гордиться. Я так сильно хочу поговорить с ней, узнать больше о ней и ее народе. Узнать, что ей нравится. Больше слышать ее смех, видеть ее улыбки.
Я хочу знать о ней все.
Мы относим добычу домой, так как зашли не очень далеко. Свикет был удачной находкой, а с гнездом повезло еще больше. Мясо насытит этой ночью, а яйца помогут З'рену не умереть с голоду. И моя умная Л'рен поняла, что я ничего не ем, и настояла, чтобы я съел второе яйцо. Даже сейчас,
