яростно, сильно.
Эти стройные ноги в черных сапогах и летящие полы синего одеяния невозможно было не узнать.
Тайрон упер руки в бока и присвистнул.
– Что ты здесь забыл? Перепутал меня с настройщиком?
И голос, который Питер порой слышал во снах, голос человека, уверенного, что он имеет полное право на то, что требует, ответил, холодно и спокойно:
– Мне нужно поговорить с ним.
Тайрон вновь захохотал, однако смех прозвучал как-то натужно.
– Перетопчешься! Проваливай, откуда пришел!
– Впусти меня. Я дам тебе то, что ты хочешь.
– Да ты понятия не имеешь, чего я хочу! – фыркнул Тайрон, но слегка попятился, позволяя Полуликому войти.
Питера вдруг охватили смешанные чувства. Огромное, мучительное счастье – Фэлри пришел за ним, он его не бросил! – смешивалось с отчаянием и страхом. Он не хотел получить подтверждение тому, что он всего лишь пешка в игре Полуликого, не хотел слышать, как его будут сторговывать, точно кусок мяса на рынке.
Но деваться некуда, надо поднять голову и взглянуть на того, кто за последний месяц стал средоточием его чувств и мыслей.
Питер посмотрел и охнул.
Огромный кровоподтек расползался по лбу и скуле Полуликого, нижняя губа лопнула, на подбородке и под носом следы стертой крови. Синее одеяние тоже в крови, да к тому же помято и разорвано в нескольких местах, ткань рукавов повисла клочьями.
Вел себя Полуликий на удивление спокойно – не отворачивался, как обычно, не прятал взгляд, а смотрел прямо и твердо. Он сильно похудел, но впалые щеки только подчеркивали красоту глаз, от них невозможно было отвести взгляда. Когда он повернулся к Тайрону, растрепавшаяся золотая прядь взметнулась за спиной, точно победное знамя.
По спине и рукам Питера ползли мурашки, сердце бешено стучало, разгоняя застывшую кровь. Он не знал, что означает взгляд Полуликого, но вдруг твердо понял – он никак не может принадлежать расчетливому лжецу и предателю.
Тайрон сложил руки на груди и усмехался с видом полного безразличия. Но губы его подергивались, а на висках выступил пот.
– Ну так чего? Хотел говорить – говори!
Полуликий молча шагнул к нему – рядом с бывшим бойцом он казался хрупким, как подросток.
Питер задрожал. Полуликий был гораздо сильнее, чем могло показаться на первый взгляд, все равно с Тайроном ему не тягаться.
– Думаешь, оставлю вас ворковать наедине? – глумливо заметил Тайрон, но голос его тоже как будто дрожал и плохо слушался владельца. – Тогда ты еще глупее, чем я ду…
Полуликий завел руку за спину, намотал блестящую прядь на кулак, как веревку, и с силой потянул.
– Нет! – крикнул Питер, осознав, что он делает.
Распустившиеся волосы хлынули на плечи и грудь Полуликого и в один миг как будто покрыли его золотистым плащом. Он тут же мучительно покраснел, пятно налилось багровой кровью, но он не опустил глаз, не отвернулся, а продолжал стоять очень прямо, с вызовом глядя на онемевшего Тайрона.
Питер бросился вперед и уперся лбом и ладонями в упругую преграду.
– Остановись! Не надо!
Красота эр-лана поистине была зрелищем, которое слепит глаза и сбивает дыхание. Тайрон на миг отшатнулся, но быстро пришел в себя и с усмешкой погрузил огромную руку в этот водопад сияющих волос.
Полуликий вздрогнул всем телом, но не отстранился, лишь разбитые губы сжались чуть крепче, а взгляд засверкал, как стальной клинок.
– Убери лапы, гад! – заорал Питер и начал бросаться плечом на силовое поле, пытаясь продавить его. – Я тебя убью, не смей его трогать!
– А ты осмелел, Полуликий, – хрипло произнес Тайрон, не обращая внимания на пленника, – с чего бы это? Думаешь, если рискнул ввязаться в драку – непременно победишь?
Он вдруг сжал пальцы в волосах Полуликого и грубо привлек его к себе, второй рукой рванул ворот его нижнего черного одеяния, оголив белоснежную грудь и разлет ключиц. Словно паук, сцапавший прелестную синюю бабочку, он наклонился к самому лицу эр-лана… ближе, еще ближе… казалось их лбы вот-вот соприкоснутся.
Как вдруг руки Полуликого взлетели вверх, точно две атакующие змеи, пальцы с силой сжали плечи Тайрона в тех местах, где они переходили в бычью шею. Глаза его закатились, могучее тело обмякло, и сег всей тушей грянулся об пол.
– Да-а, так его! – завопил Питер вне себя от восторга и исполнил победный танец.
Полуликий опустился на одно колено и выпутал безвольные пальцы Тайрона из золотых прядей. Лицо его исказилось таким отвращением, словно в волосы вцепилась летучая мышь. Потом выпрямился и нажал ногой на лежавший на полу диск.
Поле исчезло, прижавшийся к нему Питер потерял равновесие и буквально упал вперед. Полуликий подхватил его.
Несколько мгновений они стояли, тяжело дыша, крепко сжимая предплечья друг друга. Питер не смел поднять глаза и видел только, как вздымается обнаженная грудь Полуликого, как бешено колотится пульс в ямке между ключицами. По контрасту с черным одеянием нежная кожа сияла ослепительной белизной – казалось, эту белизну и свежесть буквально можно вдыхать. Четкий абрис грудных мышц говорил о крепости и силе.
Полуликий весь трепетал, точно в лихорадке. И вдруг осторожно шагнул чуть ближе, и когда их опущенные головы соприкоснулись, сердце Питера чуть не выпрыгнуло из груди.
От Фэлри пахло свежим весенним ветром, как ночью на исходе зимы, и прозрачной родниковой водой. Питер прикрыл глаза и время остановилось.
Он вдруг понял – вот оно. Так мог пахнуть только дом, его единственный дом.
Не смея коснуться волнистых золотых прядей, гладких и тяжелых, как полотнище шелка, он скользнул ладонью по локтю Фэлри и осторожно обвил рукой его талию. Тот не отстранился и как будто слегка расслабился в его объятиях, дрожь постепенно стихала. Потом придвинулся еще ближе и мягко прижался головой к виску Питера. Прикосновение волос было таким нежным, а тело под рукой таким сильным и гибким, что у Питера дух захватывало и, сходя с ума от счастья, он ни о чем не думал, лишь впитывал близость Фэлри, как песок впитывает воду, дышал ею, жил ею.
Дыхание перехватывало от властного желания, почти боли где-то в глубине живота, хотелось сжать руки сильнее, прижаться губами к стройной шее, к золотым волосам и целовать до беспамятства, покрыть поцелуями каждую прядь. Но Питер сдерживался, опасаясь обидеть эр-лана – он чувствовал его уязвимость, сладостную нежность человека, совершенно неопытного в подобных делах.
Да и все это не имело значения, он был так счастлив в этот миг, так благодарен миру за то, что все сбылось, за то, что он шел сюда, за Барьер, не зная, чего ищет, и остановился, замер перед сбывшимся чудом, которое так долго предчувствовал и ждал. Он не знал, каким оно будет, но лучшего нельзя и пожелать, главное теперь – уберечь, сохранить, вынести на руках. Чудо оно такое, оказывается, хрупкое…
Внезапно накатила волна смутно знакомого запаха –
