— От кого убегал? — спросил мягким переворачивающим всё внутри голосом.
Перевёл взгляд на тяжело дышащего рыжего, который склонился к коленям и опёрся на них ладонями.
На рубашке хорошо были видны полосы от сока травы.
— Да ладно, — картинно удивился он, — Юрис, тебя сделал мальчишка?
Рыжий угрюмо посмотрел на Курта.
— Идём герой, — уверенно положил крепкую руку на плечо и подвёл ко мне. Курт даже не успел опомниться и возмутиться на такое панибратство.
Адриан улыбнулся тепло, солнечно, заставляя сердце частить. Ноги понесли к ним навстречу.
Мальчишка вывернулся из-под его твёрдой хватки и встал рядом со мной напротив генерала, сложил руки в замок и мрачно насупился.
Генерал протянул ладонь, чтобы взъерошить мальчишке волосы, но Курт ловко отстранился.
— Лора Преока, — поздоровался он для всех, ближе наклонился и практически одними губами произнёс, — безумно соскучился.
— Добрый день ваше сиятельство! — не смогла сдержать тёплую улыбку, так хотелось погладить его по буйным волосам.
Он прошёл мимо близко-близко, незаметно для всех касаясь ладони и проводя по ней шершавой подушечкой пальцев, пошёл в сторону тренировочного круга.
Сегодня он не пах мылом. Запах был острым, горьким, перченым, смешивался с лошадиным потом, но сквозь это всё пробивался аромат солнца. Мне хотелось крепко сжать его, уткнуться в китель и ловить отголоски его внутреннего огня.
Я засмотрелась на его спину. Ему безумно шла военная форма. Она идеально сидела, подчёркивая разворот плеч и что уж там, упругие ягодицы.
Интересно, если бы я согласилась стать его женой, могли бы мы позволить себе большее?
Как оказалось, за три года пребывания в этом мире, я узнала не так уж и много, а спросить здесь не у кого, Курт точно мне не советчик.
Адриан поздоровался с графом и его людьми, они о чём-то тихо заговорили, но мне на этом расстоянии уже не было слышно.
Курт резко потянул, выдёргивая из влюблённого марева, похоже, я выдала свои чувства с головой.
Люди Адриана тоже спешились, приветливо мне поклонились и пошли в сторону своего командира.
А я поняла, что если ещё дольше буду смотреть на генерала, это будет выглядеть со стороны совсем неприлично.
Пошла в свою в палатку, Курт хвостом за мной.
— Что это было? — обвинительно прошипел мальчишка, указывая на выход. Липа высунула из кармана Курта ушки.
Я наклонилась к тревожному чемоданчику и стала перебирать пузырьки, чтобы не смотреть ему в глаза.
— А что было? — невозмутимо спросила я, не чувствуя спокойствия в душе́. Меня накрывало эмоциями от встречи с генералом.
— С этим хлыщом?! — повысил голос Курт.
Не повышай голос, — строго попросила я, — Адриан мой знакомый.
— Он ещё и Адриан? — взвился мальчишка, — а как же Дрок? Как мы?
«А как же я?», — читалось между строк.
— Курт, я хочу, чтобы ты остался со мной, стал лекарем. Тебе же нравится лекарство?
Мальчишка потрясённо на меня посмотрел, он до последнего надеялся, что я вернусь в логово, но сейчас, похоже, понял, что я даже не собиралась.
— Я не предатель, я не брошу Дрока, — посмотрел на меня больными глазами.
Рано, слишком преждевременно я завела этот разговор, но раз стала объясняться, нужно было закончить.
— Послушай, идти своим путём, это не предательство! Рано или поздно это происходит со всеми. Знаешь, почему он никого не держит, потому что Дрок это понимает. Потому что люди, которые делают что-то вразрез со своими желаниями, ради кого-то, когда становится совсем тошно и невыносимо, начинают винить того, ради кого они пошли на жертвы. А это один шаг до предательства.
— Ты… что… Я никогда, — мальчишка попятился, чуть опять не упал, зацепившись за складку ткани, которая у нас лежала вместо паласа и выскочил из палатки.
Я бросилась следом, но материя рукава мальчишки проскользил между пальцев, и я не успела его схватить, выскочила из палатки следом, но он опрометью бросился в лес.
Я вернулась, закрыла ладонями лицо и села на тюфяк. Главное, чтобы не натворил глупости.
Полчаса я не могла успокоиться. Такие эмоциональные качели были для меня очень разрушительны.
Кто-то живёт ими, я нет. И пусть я могу разложить, все свои реакции на причину и следствие, но это не помогает с ними справляться.
Я несколько раз пробормотала хорошо известную молитву основателя гештальт-терапии Фредерика Перзла:
«Я — это я. А ты — это ты.
Я в этом мире не для того, чтобы жить в соответствии с твоими ожиданиями.
А ты не для того, чтобы жить в соответствии с моими.
Я есть я. А ты есть ты.
Аминь».
Я успокоилась и вышла из палатки, Адриана нигде не было видно, возможно, он в штабе или пошёл в деревню, графа с его людьми тоже, только двое солдат возводили для прибывших ещё несколько палаток.
Значит, они останутся с нами.
На душе потеплело.
Пошла к ручью, умылась и попила воды, прошла дальше, вышла к реке и села на любимый камень на берегу, провела рукой по траве.
— Тебе не сто́ит ходить одной, — Адриан сел рядом со мной и пересадил к себе на колени и крепко сжал в объятиях.
Я потёрлась щекой о его плечо, положил голову на грудь, у него сердце частило.
Он успел освежиться с дороги, снял китель, остался только в серой рубашке.
— Я поссорилась с Куртом.
— Из-за меня? — проницательно спросил мужчина.
— Да, он ревнует.
— Не грусти, всё будет хорошо, — прошептал Адриан, поглаживая меня по голове, — я же смирился, что в твоей жизни есть ещё мужчина.
Я отстранилась, посмотрела на этого нахала.
— Только не говори, что это одно и то же.
— А что ты хочешь, — с весёлым прищуром сказал он, — мы ревнуем женщин, которых считаем своими. Охраняем нашу территорию от других. Да, нам необходимо всё контролировать, чтобы обеспечить безопасность.
— Мне это и не нравится.
— Это наша природа, убери это и что останется? Малыш? Наступит хаос?
— Нам все изменения кажутся странными. Кажется, что раньше было лучше, правильнее, наши предки знали код этой жизни. Но это не так, мир меняется. Он всегда меняется, хотим ли мы этого или нет, — погладила его по предплечью.
— Но не меняется совесть, честь, правда.
— Не всегда есть правда, иногда есть сторона. Например, если Курт будет не прав, я всё равно всегда буду на его стороне.
— А здесь я не соглашусь. Мужчина избивает женщину, на чьей стороне правда?
— Агрессор всегда найдёт оправдание и даже найдутся незнакомцы, которые поймут его и будут на его стороне. Даже женщины.
— Не понимаю этого и не хочу понимать, — скривился он.
— Потому что ты воспитан иначе, твой отец никогда не поднимал руку на мать, — я поцеловала его в подбородок, проложила дорожку поцелуев на шее, прихватила губами кожу, — и, скорее всего, был нетерпим к насилию.
— Обижать слабых — это недостойно. Что ты творишь? — произнёс он низким, вибрирующим голосом.
Наклонил к земле, придерживая руками.
— Соскучилась? — задать ему вопрос получилось очень игриво.
— Соскучилась, значит, — прорычал он и укусил за подбородок.
Он прошёлся поцелуями по скуле, ухватил мочку губами.
Смех вырвался сам собой.
— Вот ты говоришь — правда. К примеру, женщина умеет лечить, но это не принято в обществе и ей не дают это делать. Дети-сироты, которые вынуждены выживать на улицах и никому до этого нет дела. Если у собаки в помёте много щенков и она не может прокормить всех, она загрызёт самого слабого. Иногда нужно выбирать лучшее из худшего.
— Всё, всё, всё! Ш-ш-ш, ты уговоришь любого, — он засмеялся, отстранился и задумчиво осмотрел. — На многое можно посмотреть с разных сторон, но не на предательство. Этого я бы не смог простить никогда.
Легко поцеловал глаза, щёки, губы. Одной рукой поддерживая спину и голову, другой провёл под глазами, разгладил лоб.
— Ты устала. Прости, что ввязал тебя в эту историю. Думал, что это тебе будет интересно.
