Где твой ребёнок? — женщина вздрогнула, с ужасом посмотрела на меня осознанным взглядом, истошно заорала и стала заваливаться на землю.
Подбежали мужчины, схватили, её за подмышки и вытащили из круга.
Я прощупала пульс, он был ровным, хоть и слегка ускоренным. Лор Фуртис с другими лекарями продиагностировал её тело, но ничего опасного, кроме истёртых до мозолей ног не нашёл.
Граф подошёл ближе и внимательно за всем наблюдал.
Ресницы у девушки задрожали, она медленно приходила в себя. Я села рядом с ней, взяла за руку, стала поглаживать. Мне никто не мешал.
— Всё хорошо милая ты в безопасности, твой ребёнок в безопасности, мы позаботимся и о тебе, и о нём. Слушай мой голос и не открывай глаза. Вот так, правильно. А теперь попробуй расслабиться, ещё сильнее, сильнее. Расслабься так, чтобы ты не смогла открыть глаза.
Я постепенно вводила её в транс, всё глубже и глубже. Поглаживала по руке.
— Расскажи, почему ты пришла сюда.
На поляне воцарилась гробовая тишина.
— В деревне много болтали об этом, мне стало интересно, и я пошла посмотреть. Потом кто-то со мной говорил, не помню. Шёпот, я слышала шёпот. А после я шла, это было очень важно, нельзя останавливаться, если бы кто-то остановится, все умрут.
Она стала сильно вздрагивать, волноваться, но я её успокоила.
— Открой глаза и посмотри. Ты остановилась, но все живы, видишь? Всё в порядке, вас обманули.
— Обманули, — повторила она за мной, — это хорошо.
Я опять ввела её в транс и заложила в сознание новые установки.
Я рисковала. У людей в состоянии истерии гипноз может только усилить припадки.
Но я совсем не была уверена, что это была истерия, что-то странное было в их поведении. Их повисшие по бокам руки, склонённая вперёд голова, мелкие шаги — всё сильно напоминало поведение лунатиков во время приступа.
Оборотни, когда им задавали вопросы, словно пробуждались на мгновение и засыпа́ли обратно.
Поэтому я рискнула.
Конечно, за один раз невозможно изменить все заложенные в голову программы, но я попыталась заложить специальные установки, которые не позволят запустить старую.
— Мне нужно будет с ней поработать, — шепнула я лору Фуртису, — когда она немного придёт в себя, ей нужно будет вернуть ребёнка, теперь он для неё стал якорем.
— Как вы это делаете, лора? — граф улыбнулся.
— Это работа с бессознательной частью разума. Вы можете заставить печень работать или нет? Или почки? Так и бо́льшая часть работы мозга происходит в бессознательном режиме.
— И каждый так может? — его сиятельство кивнул на девушку.
— Могу вас научить, — брякнула я и сразу же пожалела.
Он насмешливо приподнял одну бровь, тут же выводя меня из равновесия.
— Или нет, — пошла я на попятную.
Он ещё больше улыбнулся.
— Пожалуй, я соглашусь, — протянул граф, как кот у мышеловки мышью, — но в следующий раз.
Да, что он ко мне привязался?
Двое с ночной смены подхватили девушку под руку и повели в госпиталь.
Граф со своими людьми ушёл, но не в сторону лагеря, а в сторону деревни.
Мы остались наблюдать за несчастными.
Сай с другими оборотнями всё так же ходил по кругу. Иногда его сознание всё так же прояснялось и он с тоской смотрел на Курта, но спустя всего на несколько секунд осознанность из глаз исчезала.
Время от времени я подходила к людям и задавала им провокационные вопросы, смотрела на реакции и записывала в блокнот.
Опыт с девчушкой меня воодушевил и я попробовала повторить его, но уже с мужчиной. Выбрала того, кто больше всего реагирует на мои слова и выдернула из круга, он забился в конвульсиях. Это был психогенный неэпилептический приступ своими проявлениями так похожий на эпилепсию.
Изо рта пошла пена, он стал задыхаться. Я перевернула его набок, чтобы он не захлебнулся. Мужчина тут же затих, прощупала лучевую артерию, пульса не было. Опять толкнула так, чтобы он оказался на спине, стала делать непрямой массаж сердца. Подскочил лор Верт, положил ладони на голову и на шею, из рук полилась золотистая магия. Лор Фуртис надел на глаза лекарские очки, которые неизменно находились на лбу и провёл диагностику.
Отодвинул меня в сторону и стал вливать в грудь умирающего магию.
Мужчина сделал глубокий вдох, повернулся набок и закашлялся.
Лекари осели прямо на землю, у лора Фуртиса катилась по виску капля пота.
Пульсирующая мысль билась в сознании: «Я чуть не убила человека».
Я раньше сталкивалась со смертью, но никогда не была её причиной, руки мелко дрожали.
Мы отнесли мужчину подальше от злосчастного места и вызвали лекарей, чтобы они забрали его в палаточный госпиталь.
Где-то с обеда стали усыплять людей гимнусом, чтобы они немного отдохнули. Лекари проводили осмотр и энергетическую подпитку, мы с Куртом обрабатывали специальным раствором и перебинтовывали ноги.
Наконец, пришла вечерняя смена и я с облегчением выдохнула.
Сегодняшний день оказался для меня самым тяжёлым за всю мою практику.
Курт сразу ушёл спать в палатку, первый рабочий день его вымотал.
А я не могла успокоиться, стресс и внутренне напряжение заставляло меня постоянно находиться в движении.
Я немного послушала болтовню врачей, которые ждали у костра еду. Заглянула в одну палатку, для женщин поставили отдельную, юная мамочка держала на руках ребёнка и укачивала его, а молодой лекарь на раскладном кресле за ними присматривал. Заглянула к мужчине, он спал.
Опять вернулась к костру, поужинала со всеми. Здесь были не только лекари, но и граф со своими людьми. На другом бревне сидело несколько солдат.
Моё сознание погрузилось в глубокую задумчивость. Реакции мужчины и женщины не совпадали, но у молодой мамочки был сильнейший якорь — материнский инстинкт. Он и разрушил все установки о смерти.
Я была почти уверена, что оборотни тоже имеют такой же по силе якорь, только он связан с альфой.
Я раздумывала, попробовать ли провести коллективный гипноз или нет. И что он нам может дать.
Если это всё же истерия, то около двадцати пациентов с совершенно непредсказуемой реакцией. Может ли при гипнозе случится приступ подобный сегодняшнему? Может, если потребовать выйти из круга.
Если не просить, мало вероятно.
Если у людей не истерия, то можно попытаться узнать об их якорях.
Подсел граф, протянул чашку с заваренными в горячей воде молодыми отростками ишпы, местного кустарника. Я кивнула и с благодарностью взяла кружку. На вкус чай был сладковато-терпким.
— Устали? — спросил он.
Ненормальное веселье графа исчезло. В его глазах появилась привычная мрачность и отстранённость. Такой граф был более знакомым и раздражал меньше. Я немного от него отсела, он заметил это и иронично улыбнулся.
Не хватало только вопроса: «Вы меня боитесь, лора Элиза?»
— Что-то смогли выяснить в деревне? — спросила у него.
— Ничего сто́ящего. Если кто-то о чём-то и знает, то они всё ходят в кругу.
Он задумчиво всматривался в огонь, отстранённо спросил:
— Ваше мнение не изменилось по поводу сроков?
— Требуется ваше присутствие где-то ещё? — догадалась я.
Он неопределённо пожал плечами, не желая отвечать.
Солнце клонилось к закату, лицо графа освещалось красными отсветами. Налетел первый прохладный ветерок.
— Увы, моё мнение не изменилось! Но ваша помощь вряд ли нам понадобится, вам можно здесь и не задерживаться.
— Как вы сказали, лора Элиза, увы. Прямой приказ короля. Так что быстро отделаться от нас у вас не получится. Но нам всем нужно поторопиться. Кто-то пустил слух о том, что здесь образовались аномальные земли и они расширяются. Люди бросают дома и вещи и переезжают в другие края. Начинается паника.
Скажите, этот ваш психоз может распространиться на ближайшие деревни?
— Если кто-то из злого умысла воздействует на людей, да, если это спонтанное явление человеческого разума, вероятность мала. Можно я дам совет?
