когда я собралась выйти из комнаты, её всю заливал солнечный свет. Желудок сказал утробное «ур-р-р», на что я со вздохом погладила живот и отправилась на поиски пропитания. Я была уверена, что кто-то в замке быстро поможет и подскажет, в какой стороне находится кухня, или где здесь едят, но коридор за коридором, комната за комнатой — всё оставалось пустынным. Более того, судя по скопившейся пыли на подоконниках и скудному количеству мебели, а также симпатичным восьмиглазым паучкам на стенах, здесь давно никто не жил. Ни хозяев, ни гостей, ни обслуживающего персонала… Странно.
Запустить лифт не получилось ни с первой попытки, ни с десятой, а потому я разыскала лестницу и исследовала этаж ниже. Здесь располагалось множество просторных залов с высокими керамическими кувшинами и фарфоровыми напольными вазами, стеллажами со смешными плоскими чайниками и чашками-напёрстками без ручек и узкими длинными мечами на мраморных пьедесталах под стеклянными крышками. Моё внимание привлекли несколько восхитительных ковров, зачем-то приклеенных на вертикальные перегородки, и изумительные картины тушью по натянутым лоскутам шёлка. Не замок — музей искусств! Однако вся попадающаяся на глаза роскошь выглядела немного поблекшей, потускневшей, будто хозяева давно про неё забыли или она попросту перестала для них что-то значить. Часть предметов даже находилась под чехлами. Я бродила по коридорам от одного к другому, с любопытством заглядывала под пыльные тряпки, шумно чихала и шла дальше.
Здесь были и чудные низенькие столики, едва доходившие до середины бедра, и множество разбросанных по полу подушек, и непривычные тканевые завесы вместо дверей. «Видимо, ткань для того, чтобы поглощать звук, но всё-таки дверь удобнее», — подумала я про себя. Помещения в замке оказались гигантскими, в такие влезла бы вся моя квартира, и ещё бы место осталось (иногда я натыкалась на очень толстые каменные стены), а уже внутри они разбивались на залы меньшей площади с помощью бумажно-деревянных перегородок и ширм. У одной такой я остановилась, внимательно разглядывая нарисованное на ней озеро, плакучие ивы с тонкими веточками и грозную армию мужчин в золотых доспехах, над которой в воздухе вился длинный усатый дракон. Красиво.
В одном из залов я обнаружила несколько стеллажей с запылившимися книгами и свитками. «Вот это да-а-а», — протянула, раскручивая один из последних. Никогда ничего подобного в руках не держала! Увы, испещрённое множеством иероглифов содержание мне оказалось непонятным.
Наконец на первом этаже нашлось подобие кухни: ещё одна огромная металлическая печь-цилиндр, множество хитроумной и совершенно незнакомой утвари, сваленная горой посуда, которой уже лет пять точно не пользовались — большая часть горшков, плошек и необычных прямоугольных тарелок была разбита, а осколки покрылись ржавым налётом, — и каменный — я не преувеличиваю! — хлеб.
— М-да, негусто, — резюмировала я, а желудок издал совсем уж недовольное «гр-р-р». — Ну, по крайней мере, если здесь едят человечину и я числюсь в списке возможных блюд, ни одной чистой вилки или ножа нет. Можно будет уповать на антисанитарию.
С тяжёлым вздохом я решила выйти на улицу. Нет, ну должен же кто-то ухаживать за тем стариком в инвалидной коляске? Не может же он жить здесь один? Наверняка где-то рядом есть сторожка или другое здание, где живёт если не охрана замка, то хотя бы нянечка.
Я толчком распахнула двустворчатые двери и, зажмурившись от яркого солнца, глубоко вдохнула свежий воздух. Он оказался потрясающим! Сама не знаю почему, я стояла и дышала, дышала, дышала… Лёгкие наполнял аромат сосен и шишек, луговых трав, солёной воды, цветов и чего-то ещё — вкусного настолько, что желудок приревновал очередной возмущённой трелью.
— Да-да, я ищу что-нибудь поесть, — пробормотала я и окинула взглядом прекрасный сад.
Впрочем, теперь, когда я могла рассмотреть любую мелочь, этот сад уже не казался настолько восхитительным, насколько я навоображала в сумерках. Половина изогнутых деревьев пожелтела, потому что им элементарно не хватало воды. Декоративные горбатые мостики через песочно-каменные клумбы где-то рассохлись, где-то облупились. Всё, куда падал взгляд, казалось обветшалыми останками некогда неземной красоты, хотя и хранило очарование в необычных формах гладких камней, в отцветших, но пышных кустах рододендронов и в изогнутых дорожках, покрытых похрустывающим гравием.
Колючий ветер дул в спину, беспардонно подталкивая и неприятно холодя кожу. Я гуляла и гуляла по тихому саду и, когда уже отчаялась найти хоть одну живую душу, внезапно увидела юношу, разгружающего телегу с двумя колёсами и нехитрым деревянным каркасом. Он сноровисто и чуть суетливо ставил на ступени замка корзинки с какой-то снедью и что-то бормотал под нос, явно подгоняя самого себя. Ему оставалось перетащить ещё четыре плетёнки, а потому, боясь, что не успею поговорить с единственным встреченным человеком на всю округу, я крикнула:
— Э-э-эй! Погодите, пожалуйста!
Вместо того чтобы воспитанно остановиться, выпрямиться и поговорить с девушкой, этот малый уронил груз. Корзина выпала, из неё покатились огурцы, авокадо, кабачки и пучки спаржи. Наплевав на валяющуюся на ступенях еду, парень рванул к телеге и принялся вынимать оставшиеся короба.
— Да погоди же ты, кому говорят! — крикнула громче, но мои слова подействовали на этого невротика словно удар плетью: он резкими дёргаными движениями принялся сбрасывать корзины прямо на землю.
Я поняла: ещё чуть-чуть, и незнакомец просто убежит от меня! Нет, так дело не пойдёт. Я рванула со всех ног к мальцу и, когда тот схватился за ручки телеги, чтобы удрать, с силой дёрнула его за рукав.
— Стоять, кому говорю! — рявкнула во всю мощь лёгких. Получилось так грозно, что я даже сама немного опешила. Ого, оказывается, как я умею!
Парень, не поднимая взгляда, внезапно бухнулся на землю, подтянул колени к животу и, судорожно всхлипывая, принялся биться лбом о землю.
— Умоляю! Пощадите! Четыре младших сестры, я единственный сын у родителей! Умоляю! Будьте милосердны! Деревня Опавших Цветов должна была вчера преподнести вам щедрый дар! Не гневайтесь, о Лорд Чернильных Небес!
Я кашлянула, слегка отступив от ненормального.
— Да никакой я не лорд, по мне что, не видно? Я девушка.
Впервые за всё время парень догадался посмотреть на того, кто его окрикивал. Очень осторожно, как в замедленной съемке, он поднял голову и осмотрел мои сандалии, затем задержался на голых коленях, шумно сглотнул, дёрнул головой — и наконец-то мы встретились взглядами.
Раскрасневшееся от слёз веснушчатое лицо, короткие и встрёпанные, как у воробья, волосы с рыжеватым отблеском, полоса глины на левой щеке и блестящие глаза с расширенными от страха зрачками. На вид мальчонке лет четырнадцать, не больше.
— А кто вы тогда? — тихо не то прошептал, не то просипел подросток.
Я подумала, что
